Врата джихада - [3]

В общем, она обратилась к мамаше за помощью — сама, то денег даже на автобус наскрести не могла. Та разменяла квар­тиру, купила дочери отдельные апартаменты в Тамбове и от­ложила необходимую сумму на авиабилет. Оставалось решить самую ответственную задачу — вырвать Марину из лап «пси­хованного мусульманина», которого родительница стойко не­навидела с первых минут их знакомства. В ненависти она не знала границ и, желая досадить пакистанцу, кормила дочь в его присутствии исключительно свининой. Возможно, если бы госпожа Стожкова отличалась большей терпимостью, мо­лодые супруги остались бы в России, и Ксану не пришлось бы вызволять Марину из тенет исламского мира.

Родительница проявила необычайную настойчивость и энергичность, рассылая письма во все инстанции, и волею прихотливого случая одно из них оказалось на столе у главы президентской администрации. Чего на свете не бывает — к безвестной обывательнице, не имевшей ни денег, ни связей,проявили внимание в высшем эшелоне власти. В посольство ушла телеграмма, и там решили прибегнуть к услугам «Хелпмессенджер».

Ксан связался с окружными и уездными властями, нанял адвоката. Формальные препятствия для отъезда Марины от­сутствовали, однако проблем оставалось предостаточно. По­мимо дремучего пакистанского бюрократизма, на стороне мужа выступил могущественный феодальный клан Заведовав,к которому он имел честь принадлежать. Вдобавок сама Ма­рина проявляла чисто женскую непоследовательность. Стре­мясь в Москву, одновременно томилась любовью к Манзуру и периодически обнаруживала в себе силы терпеть ради это­го нищету и мужской шовинизм.

Встречи Ксана с супругами происходили в присутствии полицейских чинов, а также разнообразных родственников Манзура, среди которых имелись лица влиятельные. Разби­рательства сопровождались истериками и угрозами, кото­рые адресовались Ксану, ведь в глазах Джаведов он высту­пал главным обидчиком.

В очередной раз возненавидев мужа, его сородичей, а так­же их исламскую родину, Марина сумела выскользнуть из домашнего плена и добралась до полицейского управления.Оттуда позвонила Ксану, нервно потребовав «забрать ее от­сюда навсегда».

Спустя два с половиной часа (столько времени занял путь от Исламабада), Ксан обнаружил Марину в кабинете окружного комиссара, но не одну, а вместе с Манзуром и пароч­кой Джаведов: хозяином бензоколонки Навазом и менедже­ром «Аскари-банка» Таусифом. Хозяин кабинета благоразу­мно удалился, дабы не мешать мужскому разговору. Марина,заварившая всю эту кашу, сидела на стуле, хлопала глазами,определенно позабыв о своей недавней просьбе, и влюбленно смотрела на Манзура. Когда возмущенный Ксан спросил, что она, в конце концов, выбирает — маму в Тамбове или нищего мужа в Музафаргхаре, Марина потупила взор и промолчала.

Здесь, нужно сказать, Ксан дал маху. Вместо того, чтобы подняться и уйти, он решил переломить ситуацию. Уж боль­но велик был соблазн поставить точку в этой нелепой, затя­нувшейся истории, избежав дальнейшей переписки с офи­циальными лицами и неугомонной мамашей, изматывающих встреч и бесед. Оттеснив плечом малохольного мужа, Ксан приобнял Марину, как бы подталкивая на путь истинный.Разъяренный Таусиф не вынес подобного издевательства и сильно пихнул Ксана в грудь. Тот нанес ответный удар, и в ту же секунду в помещение ворвались полицейские. Не слу­шая объяснений регионального представителя, его скрути­ли, вытащили наружу и бросили в джип, покативший в го­родскую тюрьму.

Дно было неровным, Ксан наступал на какие-то склиз­кие камни, с трудом сохраняя равновесие, чтобы не оступить­ся и не погрузиться с головой в омерзительную жижу. Один или два раза он вскрикнул от боли, напоровшись на что-что-то остроеНельзя было сказать, насколько глубок порез. В го­лове мелькнула мысль: вдруг он истечет кровью здесь же, в яме, заполненной грязной водой и дерьмом? Такой же страх не раз посещал Ксана в детстве, когда ему приходилось про­бираться по илистому дну речки или пруда, чтобы освобо­дить крючок или столкнуть лодку с мели. Он старался сту­пать как можно осторожнее — вдруг под густым илом прита­ился кусок стекла или ржавая железяка? Однажды Ксан от­дыхал с родителями в Прохоровке, барахтался в Днепре на мелководье и чем-то вспорол себе колено. С тех пор отчет­ливо помнил, как ужасно выглядела рваная рана. Ему бин­товали ногу, а потом везли на телеге, запряженной ленивым мерином, в сельскую больницу.

.— Когда же ты умрешь? — равнодушно поинтересовал­ся Раджа. — Все барахтаешься. А это так просто: перестаешь сучить лапками, выдыхаешь воздух. Что скажешь, Гульман?

—    Ты знаешь, Раджа, я убиваю быстро. Ты любишь пытки и страдания, я — нет. Убей русского, и шабаш^[5].

—    Не любишь ты меня, Гульман.

Сказано было равнодушно, но в глазах Раджи застыла не­нависть.

—    Ладно. — Он повернулся к Ксану, который чувствовал,что силы его на исходе. — Хотелось, чтобы парень еще не­много пожил, но раз Гульман сказал..

Исхан что-то промычал в знак согласия, и дакойты обме­нялись гнусными усмешками. Раджа потянулся к Ксану, что­бы схватить его за волосы. Однако тот, не дожидаясь прикос­новения грязной ручищи, отпрянул и ушел с головой под воду.