Врата ада - [30]

XIV Лес гарпий (ноябрь 1980)

Маттео и дон Мадзеротти с большой осторожностью спускались по лестнице с высокими неровными ступенями. В темноте каждый шаг они делали с опаской. Маттео шел впереди. Он ощупывал стены и постоянно оглядывался, проверяя, идет ли за ним старый священник, не случилось ли чего. А тому становилось все хуже и хуже. Кровь пульсировала во всем теле. Голова кружилась, и он то и дело цеплялся за каменные выступы, чтобы удержаться на ногах. Он молчал и только молился, чтобы дурнота отступила и он смог продолжать путь. Но сил становилось все меньше: он слабел с каждой минутой. Он понял, что конец его близок, и все же старался не отстать от Маттео, превозмогая навалившуюся на него тяжесть. «Я умру потом, — думал он, — когда увижу то, что там, внизу».

Целый час они спускались вот так, и наконец Маттео почувствовал под ногами ровную землю и понял, что они попали, скорее всего, в грот. Забрезжил свет. Бледный, мутный, слишком слабый, чтобы можно было разглядеть все вокруг, но контуры уже проступили.

Они остановились, пытаясь прийти в себя. Но стояли молча, не в силах говорить. Они не знали, куда попали, что ждет их впереди и вообще, готовы ли они идти дальше… Обстановка действовала на них угнетающе. Старый священник никак не мог отдышаться, и в тишине подземелья слышались лишь его хрипы, которым вторили с хрустальным звоном разбивающиеся о камни капли воды.

Они снова двинулись вперед и вскоре поняли, что попали в лабиринт. Гроты — крохотные и низкие — следовали друг за другом. Бесконечное множество коридоров. В каждом гроте — два или три выхода. Они поняли, что им все равно не найти прямую дорогу. Придется просто идти вперед, положившись на случай. Они вполне могут заблудиться и вернуться туда, откуда начинали свой путь. Состояние дона Мадзеротти все ухудшалось. Маттео часто приходилось останавливаться, собирать ледяную воду, стекающую по стенам, и смачивать ею губы старика. Это помогало, но лишь на мгновение, а потом в горле у него опять пересыхало, и он начинал хрипеть.

Несколько часов они шли вот так, наугад, но вдруг Маттео резко остановился. Он заглянул в очередной проем, ожидая увидеть еще один грот, как две капли воды похожий на остальные, но то, что он увидел, ошеломило его. Он позвал дона Мадзеротти и подождал, когда тот присоединится к нему. Перед ними открылся столь огромный грот, что ни стен его, ни потолка разглядеть было невозможно. Одни сплошные заросли густых колючих кустарников в рост человека.

— Это Вопящий Лес, — прошептал дон Мадзеротти, изумившись собственным словам.

Он сам не понимал, откуда ему это известно. Он никогда ничего не читал про этот лес, нигде не встречал картинки с его изображениями, но почему-то был уверен, что не ошибся.

— Это последнее препятствие, способное отпугнуть или погубить незваных гостей, — стал объяснять он Маттео, а ведь несколько минут назад ни о чем таком и не подозревал.

И задрожал всем телом, еще больше побледнев и окончательно обессилев.

— Не знаю, смогу ли я идти дальше, — добавил он.

Маттео ничего не ответил, но обнял его и крепко прижал к себе. Не мог он оставить его здесь одного. Так они и продолжали путь, обнявшись. И медленно, с трудом продвигаясь вперед, подошли вплотную к лесу.

Вблизи кусты выглядели еще более зловещими. Узловатые растения, с тысячью шипов, с серыми цветами, похожими на чертополох. Кусты так тесно переплелись друг с другом, что пробраться сквозь них казалось невозможным.

Как только Маттео со священником попробовали расчистить себе дорогу, заросли вдруг заколыхались, словно от дуновения ветра или от изумления. И все же Маттео с доном Мадзеротти как-то продвигались вперед, прикрывая лицо, потому что при каждом их движении тысячи шипов вонзались в тело. Они шли по узеньким тропинкам, проложенным в лесу, но кусты, качаясь, царапали им бока. Стало темнее. Вскоре над их головой образовалась крыша из колючек. Они попали в лес, который, казалось, жил своей жизнью.

Именно тогда раздались первые крики, сначала глухие, как стон умирающих, потом громкие и угрожающие. Лес заволновался, как в преддверии шторма. Только кусты колыхались сильнее и беспорядочнее. Маттео и дон Мадзеротти почувствовали, что им грозит опасность, и инстинктивно втянули голову в плечи, но это оказалось бесполезным. На них обрушились тени. Одни жужжали у них над ухом, как плотоядные мухи, другие садились им на головы, как обезумевшие птицы. В тот момент, когда тени касались их, они превращались в страшных гарпий, иссохших от времени гаргулий, но, взмывая вверх, вновь становились бестелесными и, покружив в воздухе, опять шли в атаку. Их крики надрывали барабанную перепонку. Они издавали животные стоны — как если бы коровы вдруг взвыли, как гиены. Норовили укусить и поцарапать, от них не было спасения. И хотя это были только тени и они не могли причинить вреда, но от них исходила такая ненависть, что Маттео и дон Мадзеротти невольно содрогались от ужаса. Вскоре уже несколько сотен теней наседали на Маттео и священника, точно пчелиный рой, неотступно кружащий вокруг своей добычи.