Враг за Гималаями - [99]

– Но ведь совсем недавно ты говорил об абсолютной свободе, не ограниченной никакими законами. Как же тебя понимать?

– Я имел в виду лишь немногих избранных, которые удостоятся такой чести. А рабы всегда останутся рабами. Так уж они устроены. Барану никогда не стать львом. Более того он к этому и не стремится.

– Кстати, насчет оружия, которым якобы обладали чернокожие колдуны. Не на мне ли ты собираешься его испытать?

– Это зависит только от тебя самого. Ты дерзок потому, что уверен в собственной неуязвимости. Бессмертной душе опасность угрожать не может, а к чужой телесной оболочке ты равнодушен. Все будет иначе, едва ты убедишься в полной своей зависимости от меня. Дабы сохранить душу, а заодно с ней и тело, тебе придется служить мне верой и правдой.

– Служить тебе значит разрушать другие государства?

– Разрушать их буду я. Тебе отводится вспомогательная роль. Война – хитрая наука. Она требует не только полководцев, но и дипломатов. Ты знаешь чужие языки, обладаешь широким кругозором – тебе, как говорится, и карты в руки. Такое предложение тебя устраивает?

– А куда мне деваться? Честно сказать, я не верю твоим обещаниям, но надеюсь, что, убедившись в моей лояльности, ты сохранишь мою душу и тело в неприкосновенности.

– Это разумное решение. А сейчас можешь удалиться в предназначенный для тебя шатер. Постарайся припомнить, какие именно племена должны встретиться на нашем пути в самое ближайшее время. Я в такие проблемы не вникаю, а от советчиков проку мало. Тебе предстоит решить, какие из этих племен надлежит стереть с лица земли, а какие взять себе в союзники. Завтра в это время ты доложишь мне результаты своих умозаключений.

Конечно, мое согласие было лишь притворством, вынужденной мерой. Будучи убежденным противником Ганеши, я собирался бороться с ним всеми доступными средствами и в дальнейшем – сначала в этом времени, а если понадобится, то и в прошедших эпохах.

Перед тем как уйти, я решился задать последний вопрос:

– Многое из того, о чем мы говорили здесь, не предназначено для посторонних ушей. Тем не менее свидетелей нашего разговора более чем достаточно. Неужели ты так доверяешь своим царедворцам?

– Представь себе, доверяю, но на это есть особые причины, – охотно ответил Ганеша. – Почему евнухи, стерегущие гарем, не могут воспользоваться красавицами, находящимися у них на попечении? В силу своего вполне определенного физического недостатка. То же самое касается и моих царедворцев. Они не смогут сообщить ничего из услышанного здесь по той простой причине, что лишены такой возможности. У них еще в детстве отрезали языки. Увы, столь высокие должности предъявляют к их соискателям и высокие требования. Кто-то жертвует детородным органом, кто-то языком, кто-то совестью. Таковы законы власти.

– Все ближе узнавая тебя, о светильник мудрости, я всякий раз восхищаюсь твоей прозорливостью и предусмотрительностью, – сказал я не без сарказма. – Надеюсь, что царские милости, которыми с лихвой обласканы твои ближайшие сподвижники, минуют меня стороной.

– Пока твой язык и твоя голова нужны мне, можешь за них не беспокоиться, – пообещал Ганеша. – Относительно остальных частей тела заранее обещать ничего не могу. Ну зачем тебе, скажи, ноги? Чтобы сбежать, для чего же еще! А не будет ног, исчезнут и дурные желания.

Не знаю, что это было – грубая шутка или явная угроза, – но я поспешил покинуть шатер царя царей. Мало ли какая блажь придет в его шальную голову.

Вскоре передовые отряды ариев вошли в соприкосновение с кочевниками, населявшими эту дикую страну. Скорее всего, аборигены относились к весьма разнообразному по этническому составу племенному союзу сарматов, ныне многочисленному и процветающему, но в ближайшем будущем обреченному на уничтожение гуннами.

Мне удалось найти общий язык с пленниками, доставленными в ставку Ганеши. Как-никак, а годы, проведенные среди киммерийцев, предшественников как скифов, так и сарматов, сказывались. В древности, не в пример новейшим временам, разговорная речь менялась весьма медленно. Даже по прошествии многих веков предок мог вполне понять потомка.

По моей инициативе пленников щедро одарили и отпустили восвояси, дабы они склонили к переговорам наиболее авторитетных местных вождей, чьим дружинам в планах Ганеши отводилась роль тарана, расчищающею ариям дорогу на запад.

Такие переговоры вскоре действительно состоялись. Вновь рекой текли вино и сома, вновь ежедневно пожирались целые стада скота, вновь грациозные красавицы, искусные не только в танцах, но и в камасутре, до утра ублажали пирующих, вновь перед царским шатром дефилировали боевые слоны и колесницы, демонстрируя военную мощь ариев.

Являясь единственным переводчиком, я напропалую пользовался этим обстоятельством, и, скажу прямо, не на пользу Ганеше. Передавая ему от вождей варваров горячие заверения в вечной дружбе, я одновременно вел подрывную деятельность, разъясняя аборигенам всю подоплеку политики завоевателей.

– Те из вас, которые уцелеют в предстоящем походе на запад, не получат ни земли, ни скота, ни другой добычи, а превратятся в рабов, – так говорил я своим новым друзьям. – Вы никогда не сможете встать вровень с ариями, а тем более породниться с ними. Этого не позволят кастовые законы. Кшатрием или брахманом становятся только по праву рождения. Ребенок, появившийся на свет вне касты, не имеет никаких прав, ему заранее уготовлена участь изгоя. Даже цари чужих народов для ариев – безродная чернь. Пусть сейчас вы и пируете с ними, как равные, но арий никогда не примет из ваших рук ни кубка вина, ни куска мяса. Для них все вы нечистые.