Враг народа. Воспоминания художника - [55]

У Игоря Холина, начавшего стихи в тридцать лет, была своя «дамасская дорога из Савла в Павла», из трудового поселка МВД в высшую эстетику русской речи. Его посвящение состоялось не в приемной «политбюро», а в гнилом бараке учителя рисования Евгения Леонидовича Кропивницкого и его супруги О. А. Потаповой.

Учитель родился в девятнадцатом веке, в благородной дворянской семье, где все рисовали, пели, вышивали и музицировали испокон веков. В благоприятных обстоятельствах хорошо подготовленный дворянин стал бы редактором либеральной «Стрекозы», с «Анной на шее» и приличным окладом, но «великая социалистическая революция» перевернула вверх тормашками налаженную жизнь русского аристократа. Вместо накатанной дороги плодотворного творчества началась давка за мылом, пайками и билетами, чад и ад коммунального жития. Пятилетки в четыре года и поражения в правах. Столбовые бояре, «цвет нации», в грязи и тифу грызли каналы и валили тайгу, а культуру растили малограмотные чукчи, шахтеры и безродные космополиты. Дворянский отпрыск, не сумев прорваться в эмиграцию, благоразумно спустился на пролетарское дно и залег в незаметной щели, откуда никогда не выползал.

И не умел, и не хотел, и боялся.

— Я никуда в хорошие места не гожусь, — любил повторять Е. Л. Кропивницкий.

Столбовой дворянин жил, согнувшись в три погибели, на случайных заработках «учителя музыки», «учителя рисования» или «учителя стихосложения».

Местожительство учителя — барак номер 4, комната номер 17, поселок Долгопрудный, Савеловской железной дороги. Отхожее место на огороде, под колючей проволокой исправительно-трудового лагеря.

Отсюда забрали дурачка Леву, ляпнувшего о своем происхождении.

Тихий зять учителя, десятник Оскар Рабин рисовал березки и строил курятник. Зек Холин помогал с доставкой стройматериалов. На таком прочном фундаменте завязались дружба и вечный мир.

В 1951-м Холин вышел на волю с лагерной вахты и быстро нашел место метрдотеля в столичном ресторане.

…Пять модных этажей!.. Английский архитектор!.. Керамика Михаила Врубеля «Принцесса Грезы»!.. Иностранная клиентура!.. Бывал Ильич!.. Оркестр Яна Френкеля!.. Кадры неоднократно проверены!..

«Руки мерзнут, ноги зябнут, не пора ли нам дерябнуть!»

По воскресеньям с черного хода заходил учитель. Они выпивали по стакану водки и шли на ипподром, где ставили по маленькой на «Бирюзу» или на «Самурая». К ним пристал неизвестно где ночевавший метранпаж талантливых стихов, Генрих Сапгир.

Сладкие беседы о пятистопном ямбе или пиррихии на фоне изнурительного, если можно так выразиться, культа личности тов. Сталина выглядели невинной школой ликбеза, однако учитель преподавал шепотом, — ведь честных людей гнали в Уссурийскую тайгу.

Власть любить мало!

Орденоносный лирик Степан Щипачев, начальник советских поэтов, считал, что «трах-тах-тах» недостаточно для советского профессионала и начинающему Холину закрыл двери в Союз советских поэтов.

Смерть любимого генералиссимуса Сталина (5 марта 1953 г.) подняла вес подмосковного барака. Из далеких краев вернулся Лева, знавший в Москве всю приличную интеллигенцию, от Сони Файнберг до Горчилиной-Раубе.

Год 1958-й — год чрезвычайный со всех сторон.

Студенту Алику Гинзбургу пришла крамольная мысль — распространить стихи Холина машинописным списком, в «самиздате».

«Дело было новое, никто за это еще не сажал, и хорошо пошло», — вспоминает сам Гинзбург.

Студента Гинзбурга за распространение тетрадки на год упекли в тюрьму а поэт Холин стал так знаменит, особенно после газетного пасквиля 1960 года, «Бездельники карабкаются на Парнас», что его буквально разрывали на части московские салоны.

Московские сборища, где поэты читали стихи, значительно отличались от литературных салонов княгини Волконской или Зинаиды Гиппиус былых времен. Никто не посылал приглашений с лакеем, сигары и ликеры не подавались. К заветному сборищу пробирались пешком в сугробах, с бутылкой водки в авоське, если водились деньги.

Изнемогая от славы, подражателей и поклонниц, Игорь Холин порвал с примерной семьей — жена Мария Константиновна со своей жалкой получкой, стиркой и патефоном, дочка Людмила пятнадцати лет — и стал бродячим авторитетом нелегальной поэзии, снимая углы и подвалы у нищих покровителей и знакомых.

«Холин, это такая сука, это такая блядь!»

Рядом звучал армянский анекдот и еврейская хохма. Смесь каламбура и юморески.

Часть третья Паспортный режим

Бьют не по паспорту, а по морде!

Народная поговорка

Нужно ежедневно плевать на алтарь искусства.

Филиппо Маринетти, 1910

1. Тарусская страница

Тогда гремел Анатолий Зверев.

Жалкий бродяга навязал Москве безумную скоропись, подобной которой искусство не знало.

Богемный живописец стал любимцем главного мецената страны, Георгия Дионисовича Костакиса, обрусевшего грека с канадской зарплатой. Влияние Костакиса, собиравшего древние иконы и «Малевичей», было таким мощным, что все официальные средства массовой пропаганды бледнели с его навязчивой, подпольной рекламой.

Г. Д. Костакис ценил самобытное творчество. «Попасть к Костакису» если не «в сынки», как Зверев, а на стенку рядом с Родченко и Татлиным, означало получить титул «гения» и всеобщее признание, когда незнакомые люди угощают пивом, а самые богатые невесты Москвы зазывают на огонек!