Враг народа. Академия красных магов - [90]

— Давай! — азартно крикнул со скамейки Генка. — Он плох в рукопашке!

Тут друг был несколько предвзят: дрался его брат неплохо, но явно не лучше меня. Опережая, не давая ему вновь напасть, я резко развернулся и вновь выкинул руку в него. Налитый свечением кулак полетел прямо в его висок, готовый ударить примерно с такой же силой, с какой я прошлым вечером раскрошил деревяшку. Однако за долю мгновения все тело соперника окутала плотная синева покрова, который я, в отличие от него, пока делать не умел. Вот и преимущество — причем не мое. Мой кулак будто врезался в стену и до упора вжался в нее, пытаясь пробить дыру. Два ярко-синих пламени, его и мое, завертелись, яростно кусая друг друга языками. А затем его броня слегка покраснела, как кожа от ушиба, как бы говоря, что я все-таки сильнее.

Цокнув, Голицын резво выбросил руку в меня, и я едва успел отскочить, понимая, что меня-то ничего не защитит от удара подобной силы. Внезапно он разжал светящийся кулак и дернул ладонью так, словно швырнул в меня ее содержимое. Синее сияние, как стрела, сорвалось в меня, напоминая, как на экзамене били издалека по манекену. Я дернулся в бок, пытаясь увернуться, однако сверкающий поток все же косо задел мое плечо. Боли не было, а вот броня немного заалела, фиксируя урон.

Вскинув руку, я резко распахнул свой сияющий кулак — и свечение мигом перекинулось на ладонь. Я дернул ею, пытаясь повторить движение соперника. Однако моя магия не двинулась с места, будто отказываясь покидать меня — синева щедро разливалась между пальцев, яркая, сильная и одновременно бесполезная, если не бить ею напрямую. Вот еще одно преимущество — и опять не мое. Голицын тем временем снова швырнул в меня сверкающим потоком.

— А как же “так интереснее”! — отскочил в сторону я.

— А мне так еще интереснее, — злорадно отозвался Стас, вновь распахивая ладонь для атаки.

— Очевидно, у кого сейчас преимущество, — прокомментировал Рогозин, пока я уворачивался от очередной сияющей стрелы. — Голицын даже не воплощает стихию, которая дала бы удары помощнее, потому что и таких пока достаточно. Противник плохо управляет чистой энергией. Судя по движениям Матвеева, он еще не умеет ни ставить покров, ни делать непрямые удары…

— А это вообще честно? — спросила со скамейки Роза.

— Забудь это слово в бою, — отрезал преподаватель. — У каждого свои преимущества.

Его комментарии реально мешали, и я очень старался на них не отвлекаться. Раз за разом прицеливаясь и выбрасывая ладонь, Голицын самозабвенно швырялся в меня чистой энергией. Это было все равно что выходить с кулаками против пистолета — мне осталось только уворачиваться и лихорадочно думать. Передышки были короткими — всего пару секунд, пока он восстанавливался между ударами. Очередной синий поток, сорвавшись с его руки, лизнул, как пламя, мое бедро, и броня на мне заалела чуть сильнее. Следом вокруг него вовсю заплясали эмоции — видимо, в пылу поединка забыл, что решил ничего не чувствовать. Широкие фиолетовые волны победно прыгали и сплетались, выпуская наружу и его злорадство, и тщеславие. Превосходство, которое у него пока что было в бою, теперь, очевидно, захватило и его голову.

— Чего ты так смотришь? — фыркнул Голицын, метя мне прямо в лоб. — Не сработают тут твои фокусы! Хоть двадцать себя сделай, меня хватит на всех!..

А вот тут ты не прав: хватит тебя только на тех, кого увидишь — а ты не увидишь ни одного. Уворачиваясь от нового удара, я мысленно перехватил эти волны, сплел их до плотной фиолетовой ткани и накинул ему на голову, как наволочку, чуть искажая его реальность — убирая из нее себя. Сияние на его ладони, готовое вот-вот сорваться новым потоком, растерянно замерло и слегка ослабло. Голицын озадаченно завертел головой по сторонам, ища меня и не находя, хотя я сейчас был прямо перед ним. Наконец-то хоть одно мое преимущество.

Подскочив, я с силой ударил ему по темени. Синева с моего кулака, казалось, пробила до основания синеву его покрова и превратилась в сочную красноту на его броне. Он резко дернулся в мою сторону, сжал кулак, собираясь врезать в ответ — и, уперевшись глазами в мое лицо, не увидел меня. Шустро обогнув, я нанес еще один удар, и его защита заалела еще сильнее.

— А вот пример, — прокомментировал Рогозин, явно понявший, что происходит раньше остальных, — как можно потерять свое преимущество за мгновение, если недооценил силу соперника.

В следующий миг вместо синевы с ладони Голицына сорвалось мощное пламя, будто там зажглась газовая горелка. Он крутанулся, разбрасывая огонь во все стороны, чтобы уж достать меня наверняка. Воздух мгновенно пропитался жаром. Пылающие языки едва не лизнули меня. Я резво отскочил, избежав новой красноты на защите, которая от такого могла бы стать и фатальной. Соперник напряженно свел брови, прислушиваясь к моим шагам и отчаянно вертя головой, пытаясь поймать хотя бы мою тень. Но иллюзия прятала меня надежно. Максимально беззвучно я подобрался к нему с другой стороны, собираясь еще раз пробить кулаком покров, уже изрядно побледневший с начала поединка — словно чем больше сил противник тратил на атаки, тем меньше их оставалось на оборону.