Врачеватель. Олигархическая сказка - [53]
– Я? – удивление Комиссарова было неподдельным. – Да вы шутите, Пал Палыч. Из меня администратор… Знаете, есть такая поговорка – как из кое-чего пуля. Да и потом, кто за меня будет «резать» тех, у кого просто нет денег на свое здоровье? Нас и так в Москве таких, как я, идиотов осталось разве что по пальцам пересчитать. Пал Палыч, я вам очень благодарен за оказанное мне доверие, но вынужден извиниться. Я не могу оставить больницу.
– Значит, будем этим заниматься в «свободное от работы время».
– У меня есть еще семья, – улыбнувшись, ответил Комиссаров.
– Что ж, семье придется объяснить. Если потребуется, будем объяснять вместе. Но я почему-то уверен – семья поймет. Нам с вами, Алексей Николаевич, по-другому никак нельзя, – спокойно резюмировал Остроголов.
Комиссаров молчал, глубоко затягиваясь сигаретой.
– А касательно всяческих чиновничьих функций?.. – прервал паузу Пал Палыч. – Не знаю… Лично я с некоторых пор человеческую порядочность ценю несравнимо выше административного таланта. К тому же я в состоянии привлечь вам в помощники лучших экономистов. Подумайте. А вообще, очень рад нашей встрече. Жалею только, что мало мы сегодня с вами пообщались. Ну ничего, наверстаем в другой раз. А сейчас я, с вашего позволения, поеду. У меня сын в Москве. Давно не виделись. Надеюсь, до скорого.
– Пал Палыч, – остановил его в дверях Комиссаров, – кредитку-то забыли.
– Ничего я не забыл. Вот и давайте, не откладывая в долгий ящик, начнем хотя бы с вашего отделения неотложной хирургии. Когда-нибудь такие, как я, должны же, наконец, начать отдавать долги своей стране и своему народу. И ведь при этом совершенно не обязательно забывать о себе. Просто не надо терять чувство меры. Вот и все, что требуется. А «иначе – хаос», – как любил говаривать один товарищ, канувший в небытие. И еще у меня к вам личная просьба, – уже взявшись за ручку двери, сказал Остроголов. – Вот это я, действительно, чуть не забыл. Абсолютно уверен, уважаемый Алексей Николаевич, что ваша семья заслужила куда более достойного существования. Разве не так? Так что нам мешает восстановить справедливость?
Сказав это, Пал Палыч вышел из кабинета Комиссарова.
Сев в машину, он обратился к своему водителю:
– Гриша, ты мне позволишь воспользоваться твоим мобильником? Всего один звонок. Я потом компенсирую.
– Да вы что, Пал Палыч! Скажете тоже. Какая компенсация? Звоните, конечно.
– Спасибо, – он набрал номер. Через две секунды после соединения услышал голос Нины Сергеевны. – Нинуля, это я. Я сейчас в Солнцево. Еду на Котельническую. Выдели мне пять минут. Давай в центре встретимся. Ты же сейчас в офисе?.. Гриша, – спросил он водителя, – за полчаса до Никитских ворот доедем?
– Без проблем, – ответил Григорий.
– Нина, давай через тридцать минут в переулке возле ГИТИСа. Там потише.
Когда через полчаса «Гелентваген», свернув в Собиновский переулок, через сто пятьдесят метров оказался напротив сквера Академии театрального искусства, Нина Сергеевна уже была на месте. Она прогуливалась вдоль ограды. Увидев подъехавший «Мерседес», спокойно села в открывшуюся заднюю дверь.
– Пал Палыч, – сказал Григорий, – я пока возле машины покурю.
Когда Гриша вышел из машины, встреча одноклассников не обошлась без горячих объятий.
– Ну что, балбес, ожил?
– Нинка, родная моя, как же я рад тебя видеть!
– Потом мне расскажешь про свои радости, а сейчас слушай «сюда» и не перебивай. Пакет Куранову я отдала через день после случившегося. Конечного адресата в Москве уже не было, и передавать было некому. А потом, после твоего фортеля в гробу, мы, естественно, с Андреем Алексеевичем встретились и решили повременить. Либо когда ты придешь в себя, либо, уж прости, после окончательных похорон. Одним словом, теперь этот вопрос решать будешь сам. Пакет у меня.
Нина Сергеевна взяла его за руку.
– Я тебе ничего не говорю. Знаю, что бесполезно. Теперь тебя тем более ничто не остановит. Но ты, Пашка, знай: что бы опять с тобой ни стряслось – я рядом. А там будь что будет… Гриша! – приоткрыв заднюю дверь, позвала она водителя. – Добрось меня до конторы.
Машина тронулась, а Пал Палыч не мог отвести взгляда от Нины Сергеевны, задумчиво смотревшей в окно автомобиля.
– Нинон, ну почему я на тебе не женился?
Она повернула к нему голову и невозмутимо ответила:
– Потому что у тебя никогда не было на этот счет никаких мыслей. Школу во внимание мы не берем. Да и слава Богу. Думаю, тогда наши судьбы сложились бы совсем по-иному.
Выходя из машины, она вскользь заметила Пал Палычу:
– Ты, Пашка, все-таки поаккуратнее. Скоро пропажу пациента обнаружат и объявят план «перехват». Смотри, чтобы не перехватили. Ведешь себя, как последний пацан.
– Нина Сергеевна, – весело и беззаботно обратился к ней Григорий, – тогда я тоже вроде как не совсем взрослый.
Посмотрев на улыбающиеся физиономии Пал Палыча и Григория, она, пожав плечами, сказала:
– Твоя Эльвира круглая дура, но в одном я с ней согласна полностью: вы, мужики, все патологические идиоты.
– Так у нас, Нина Сергеевна, химический состав крови от вашего и то отличается, – крикнул вслед удалявшейся Нине Сергеевне Григорий.
Когда-то давно один мудрец сказал: «Мои чувства, эмоции, желания принадлежат исключительно Богу и мне». Немного подумав, добавил: «Равно как и каждому из тех, кого я никогда не видел».Был ли он прав?Не знаю.Но, так или иначе, мириадами невидимых нитей мы связаны друг с другом. Эту связь я раскрываю в своей второй книге «Врачеватель-2», где фантазия и реальность так тесно переплетены и сложно понять, было ли это на самом деле или все лишь приснилось мне на днях…Андрей Войновский.
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…