Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка - [18]
Опять же, если вспомнить, в начале данного повествования я оставил за собой некоторое право выбора: либо, подобно Скрипченко на трибуне перед депутатами, мужественно выстоять, либо запеть. Я выбрал второе и громко запел. Запел, и крупные слезы ручьями полились из глаз моих, потому что в эту минуту пел вовсе не я. Это пела моя исстрадавшаяся душа:
«А что же твоя несравненная спутница?» – спросите вы меня. А вот с этой-то как раз, по-моему, у нас все в полном, как в народе говорят, ажуре: «…стоял он средь могучих волн, и дум великих был полон». Пожалуй, ничто иное не смогло бы так точно по смыслу отразить душевное состояние Людмилы Георгиевны Неказистой, как сия цитата. С силой сжав кулачки, не двигая конечностями и не моргая глазами, она стояла на краю опушки, вдаль устремив свой пронзительный, предельно сосредоточенный взгляд, ничего, казалось, вокруг себя не замечая.
Однако, когда шквал моих эмоций немного поутих, Людмила неторопливо повернула голову в мою сторону и на удивление спокойным тоном произнесла:
– Ох, Грибничок, ну до чего же ты у меня эмоциональный… Ой, прости, – скорее, для приличия всплеснула она руками, – забыла. Но все равно, не стоит себя так растрачивать понапрасну. Надо беречь силы. Тем более что нам с тобой осталось-то, кажется, совсем чуть-чуть.
От услышанного моя настрадавшаяся за время похода задница с невыпущенными шасси приземлилась обратно на твердую поверхность подгнившего пня, больно ударившись об него ни в чем не повинным моим же собственным копчиком.
– Да не расстраивайся ты так, – продолжали звучать бесстрастные нотки, – самое трудное уже позади. Подъем, мой хороший. Вставай и пошли.
– Ну и куда, родная, мы с тобой двинемся на сей раз? – блаженная улыбка не сходила с моих губ. Я походил на дурачка, во всем согласного со всеми.
– Да я вот думаю, что вдоль опушки мы и двинемся. – Серьезность ее тона не вызывала сомнений. – Должно быть где-то там.
Я не стал уточнять, где именно и что конкретно должно было быть «где-то там», а только, как и прежде, болванчиком кивнув головой, не без труда поднялся с подгнившего пня, осторожно потирая ушибленное место.
Эпизод седьмой
«Забавный мужичок»
Цепляясь за ветки и спотыкаясь о коряги, мы прошкандыбали вдоль опушки около двух или трех километров, пока не уткнулись в идеально заасфальтированную дорогу, в две полноценные полосы (туда и обратно), с белой, как и положено, разделительной разметкой.
Согласитесь, более чем странно было видеть эту дорогу, берущую свое начало прямо из дремучего, непроходимого леса. Идеальной прямой линией она рассекала огромное по своим размерам неоглядное поле и скрывалась вместе с ним где-то за горизонтом.
В памяти моего поколения, появившегося на свет в конце пятидесятых, еще жив, как ни странно, рожденный в лагерях ГУЛАГа и засаленный на пропитанных вместе с деревом кровью и потом, обшарпанных нарах удивительно лаконичный, но уж больно эпохальный афоризм – «рельсы, которые ведут в никуда». Вот и я, глядя на всю эту, мягко выражаясь, странность, не мог отделаться от ощущения гнетущей несообразности бытия. Что являюсь непосредственным свидетелем какого-то невероятного и вместе с тем ужасно пошлого местечкового гротеска, по сути напомнившего мне сюжет одной киноленты умного и, как я думаю, очень талантливого режиссера, который, впрочем, ныне в большей степени вынужден, к сожалению, заниматься администрированием. Ну, да ладно. В общем, если помните, «Город Зеро» – и не иначе.
Ох, милостивые государи и милостивые государыни, ужели это-то как раз и есть отраженный смысл нашего существования? Или это сама действительность? Не знаю. Понять, признаюсь, не легко. Уверен, что сам черт сломал бы себе голову на этом схоластическом вопросе. А уж мне-то и подавно невдомек.
И все же, когда, обогнув по опушке выступ леса, мы вышли к дороге, то сразу увидели стоявший на ней так называемый гужевой транспорт: в телегу запряженная лошадка, а в качестве водилы старичок в теплой, но поношенной телогрейке да замызганной донельзя шапке-ушанке на нестриженой, будто сноп сена, голове. Обут был старичок в теплые, но стоптанные валенки. И без калош.
«И не жарко же ему», – едва лишь подумалось мне, когда мои же, широко растопыренные от удивления, глаза уже бетонными столбами уставились на золотые, по-серьезному дорогие часы «Omega», ярко засверкавшие на солнце у непонятного старичка на его откровенно морщинистой руке.
«Пора бы тебе, идиоту, привыкнуть и перестать наконец всему удивляться, – не замедлило напомнить о себе мое самовлюбленное мерзопакостное „я“. – Вот только не могу понять, ну зачем этому старому козлу для дряхлого деревянного корыта абсолютно новая резина „Michelin“? Да еще с такими обалденными литыми дисками? Ведь все это дурное удовольствие денег стоит ну немереных!»
«Что, скотина, человеческому счастью позавидовал?» – не преминул я тут же вставить мерзопакости в ответ. На том опять, довольно мирно, мы и разошлись.
– Ну, с прибытием, ребятки, – совершенно индифферентно проскрипел стручок, не повернув при этом в нашу сторону и головы. И не выказав ни малейшего удивления по части выхода из леса двух уставших незнакомых организмов. – Вон сидайте уж в телегу, да и поехали уже.
Жалеть о бездарно потраченном времени, думаю, и бессмысленно, и бесполезно, и безнравственно, а посему, для меня куда важнее настоящее. Которое очень скоро станет прошлым. Или будущим. Как и эта сказка, написанная по мотивам жизни одного человека и олигарха. И не только…Андрей Войновский.
В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.
На улицах Каракаса, в Венесуэле, царит все больший хаос. На площадях «самого опасного города мира» гремят протесты, слезоточивый газ распыляют у правительственных зданий, а цены на товары первой необходимости безбожно растут. Некогда успешный по местным меркам сотрудник издательства Аделаида Фалькон теряет в этой анархии близких, а ее квартиру занимают мародеры, маскирующиеся под революционеров. Аделаида знает, что и ее жизнь в опасности. «В Каракасе наступит ночь» – леденящее душу напоминание о том, как быстро мир, который мы знаем, может рухнуть.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.
В тот день, когда в обычной старшей школе появилась Старгерл, жизнь шестнадцатилетнего Лео изменилась навсегда. Он уже не мог не думать об этой удивительной девушке. Она носила причудливые наряды, играла на гавайской гитаре, смеялась, когда никто не шутил, танцевала без музыки и повсюду таскала с собой ручную крысу. Старгерл считали странной, ею восхищались, ее ненавидели. Но, неожиданно ворвавшись в жизнь Лео, она так же внезапно исчезла. Сможет ли Лео когда-нибудь встретить ее и узнать, почему она пропала? Возможно, лучше услышать об этой истории от самой Старгерл?
Судьбы персонажей романа «Призрак Шекспира» отражают не такую уж давнюю, почти вчерашнюю нашу историю. Главные герои — люди так называемых свободных профессий. Это режиссеры, актеры, государственные служащие высшего ранга, военные. В этом театральном, немного маскарадном мире, провинциальном и столичном, бурлят неподдельные страсти, без которых жизнь не так интересна.