Врач - [15]
– Хо-хо-хо, ой как ты ошибаешься, тебе списком озвучить тех, кого я объехал сегодня, и кто мне лично показывал все твои рецептики, выписанные от руки? Света Абросимова, медсестра твоя, с дочкой, Серега Пайметов с сыном! Продолжать? Похоже, только моя секретарша к тебе не ходила из всего поселка, хоть она меня не подвела, и то, может быть, врет. Да и черт с ней. А тебе я даю последний шанс: ты эту свою деятельность прекращаешь и идешь вылизываешь просто всю грязь, все ошметки с окон и пола, чтобы завтра с утра я пришел и все блестело, ясно тебе? Я все сказал. Желаю удачи.
Филипп ничего не сказал, только проводил взглядом Валерия Олеговича до машины. Он смотрел не на него, не на людей в окнах. Он стоял в своих трениках с вытянутыми коленями, свитере, связанном его женой, и в вязаном же шарфике, чтобы не простудиться. Ветер вдруг подул неистово, волосы и кончик шарфа разлетелись по ветру, как флаг идущего ко дну коробя, а он продолжал стоять и смотреть в одну точку.
Действо кончилось. Антракт, и люди попрятались по своим местам. Филипп сунул руки под мышки и пошел домой сгорбившись. Голова резко потяжелела, после такого унижения он не мог долго понять, что ему делать дальше. Груз ответственности давил сильнее прежнего, да и на официальную работу ему совесть и гордость не позволит пойти. После этого разговора это не просто работа – теперь это каторга, рабский труд провинившегося раба на освирепевшего феодала. Чтобы хоть чуть-чуть отвлечься, Филипп включил «Первый канал», где вот-вот начнутся новости. Первый же репортаж застал его врасплох. Оказывается, в столице уже давно вовсю обсуждается повышение пенсионного возраста, вероятность, что законопроект примут, очень велика, говорят эксперты. Мужчина должен будет выходить в 65 лет на пенсию, а женщина – в 60. Механизм перехода пока прорабатывается. По всей Европе уже так, значит, и у нас тоже должно быть.
«Так, это вот так? Не очень-то похоже на Европу!» – подумал про себя Филипп, разводя руки в стороны, пытаясь найти клочок той самой Европы у себя в доме, о которой говорили по телевизору.
Он встал с дивана, так и не раздевшись, и побрел полумертвой походкой во вторую комнату. На комоде стояли фотографии Галины и Софьи. На одной из фотографий они изображены втроем: мама, папа и дочка в коляске. А вот жена с дочкой играют в куколки, которые отец привез из города. Вот первый день в поселке: на фоне их дома, где-то сзади виднеются зеленые поля. Улыбки трех лиц согревают теплом это холодное полотно одинокой сельской жизни. Филипп аккуратно сложил все фотографии в стопку и положил в верхний ящик комода, где хранились связанные Галиной свитера. Вернувшись обратно в большую комнату, он подошел к телевизору, выключил его, взял стоявшую на нем фотокарточку, на которой изображен весь их коллектив: педиатр Филипп Аркадьевич, главный врач и хирург Святослав Никифорович, окулист Светлана Петровна, терапевт Иван Сергеевич и четыре медсестры. Вдруг ему вспомнился Андрей, Филипп вдруг придумал для себя, что Андрей встретился с Дукалисом, Лариным, обнял их, как настоящих оперов, и был счастлив.
Шарф все так же одним концом болтался в разные стороны. Свитер он решил снять и положить к выстиранным в комод. В комнате был стул. Филипп поставил его посредине, встал обеими ногами на него. Болтающийся конец яркого шарфа он прикрепил к люстре, а петлю на шее не стал даже править. «Петелька на петельку», – вспомнилось вдруг.
Хлоп, стул упал. Он висел посредине комнаты, болтаясь из стороны в сторону, как маятник Фуко. Лицо наливалось кровью, вдруг в ушах его послышался гул, шум воды, звуки стали пропадать, все вокруг стало чернеть, искры из глаз летят по сторонам, звук начал троиться. И тишина. Все!
«Все? Это вот так происходит? – думал Филипп Аркадьевич. – Это и есть рай, но что в этом раю делает эта женщина, я знаю ее, и она точно не должна здесь быть. Где мои девочки?» – мыслилось Филиппу.
– Клавдия, ты чего тут делаешь, ты должна быть с Игорем, уж точно не тут, рай не место для живых, – проговорил в темноте Филипп.
– Какой рай, Филипп Аркадьевич, я как раз с Игорем к вам и приехала на прием, а тут такое, беда-то какая, – разрыдалась Клавдия, хлопая по щекам Филиппа Аркадьевича.
Филипп лежал звездой на полу посередине комнаты, над ним стояла Клавдия и пыталась привести его в чувство. Повзрослевший за эти несколько лет Игорь побежал до колонки за водой, так как запасы Филиппа кончились не вовремя.
– А ну просыпайся, я те дам умирать, – стуча по щекам и задувая в легкие воздух, приговаривала ревущая Клавдия, – я тебе тогда утонуть не дала, спасла, и сейчас не дам, слышишь меня?
Картинка медленно стала приобретать четкую форму и линии, он раскрыл глаза. Посмотрел натужно на Клавдию и улыбнулся. В этот момент прибежал с ведром встревоженный Игорь и поставил ведро прямо рядом с Филиппом. Клавдия попросила Игоря принести кружку с кухни. Он принес. Она набрала воды из ведерка, подняла чуть голову с пола, чтобы Филипп мог попить, и наклонила стакан так, чтобы жидкость медленно, но равномерно попадала внутрь.
Писатель Сидни Орр поправляется после тяжелейшей болезни. Покупая в китайской канцелярской лавочке в Бруклине синюю португальскую тетрадь и начиная писать в ней свой новый роман, он невольно приводит в действие цепочку таинственных событий, угрожающих крепости его брака и самой вере в реальность.Почему его жена срывается в необъяснимой истерике в тот же день, когда он впервые раскрывает синюю тетрадь? Почему на следующий день китайская канцелярская лавочка бесследно исчезает, как будто ее никогда и не было? Как связаны между собой Варшавский телефонный справочник 1938 года и утерянный роман, герой которого способен предсказывать будущее? Можно ли считать всепрощение высочайшим выражением любви?Обо всем этом — в романе знаменитого Пола Остера, автора интеллектуальных бестселлеров «Книга иллюзий», «Мистер Вертиго», «Нью-йоркская трилогия», «Тимбукту», «Храм Луны» и др.
«Возвращайтесь, доктор Калигари» — четырнадцать блистательных, смешных, абсолютно фантастических и полностью достоверных историй о современном мире, книга, навсегда изменившая представление о том, какой должна быть литература. Контролируемое безумие, возмутительное воображение, тонкий черный юмор и способность доводить реальность до абсурда сделали Доналда Бартелми (1931–1989) одним из самых читаемых и любимых классиков XX века, а этот сборник ввели в канон литературы постмодернизма.
Тэру Миямото (род. в 1947 г.) — один из самых «многотиражных» японских писателей, его книги экранизируют и переводят на иностранные языки.«Узорчатая парча» (1982) — произведение, на первый взгляд, элитарное, пронизанное японской художественной традицией. Но возвышенный слог пикантно приправлен элементами художественного эссе, философской притчей, мистикой и даже почти детективным сюжетом.Японское заглавие «Узорчатая парча» («Кинсю») можно перевести по-разному, в том числе и как «изысканная поэзия и проза».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Якоб Бургиу выбрал для себя естественную эпическую форму. Прозаика интересует не поэтапное формирование героя, он предпочел ретроспективу и оторвал его от привычной среды. И здесь возникает новая тема: диалог мечты и действительности.