Впервые в Библии - [27]

Автор, а может быть, редактор текста снова пытается здесь соединить рассказ о Голиафе и рассказ об игре, и на этот раз значительно более удачно и гладко. Но что здесь особенно интересно — это неудавшаяся попытка убийства, предпринятая Саулом. Давиду удалось увернуться от брошенного им копья, царь повторил попытку, и Давид снова увернулся. Напомним, что речь идет о короткой дистанции, в пределах дворцового зала, и о руке сильного и опытного воина. Этот двойной промах говорит о ловкости, увертливости и бдительности Давида, но, главное, — о защищавшем его предназначении. И действительно, Саул именно так и понял свой промах: «И стал бояться Саул Давида; потому что Господь был с ним, а от Саула отступил».

Как мы помним, чувство страха не было внове для первого еврейского царя. Он уже боялся народа, потом боялся Самуила, а теперь начал бояться и Давида. Но на сей раз страх сочетался в нем не только с завистью и подозрительностью, но и с любовью — ведь она была самым первым чувством, которое он испытал к Давиду поначалу.

Да, эта любовь, с которой начались их асимметричные отношения, не исчезла и позднее. Не так легко это происходит. Если бы Давид сделал Саулу какое-нибудь зло, если бы он предал его, обманул, украл у него что-нибудь — тогда эта любовь и впрямь могла бы сойти на нет, хотя и тогда вряд ли исчезла бы абсолютно. Но Давид не сделал Саулу ничего подобного. Он доводил его до бешенства самим своим обаянием, своими талантами, способностью вызвать любовь в сердце ближнего, включая сердце самого Саула. Он завоевал это сердце с такой же небрежной легкостью, с которой ему удавалось все. Он ранил душу Саула самим своим существованием и своей сутью. «С того дня и потом» все, что когда-то пробудило в сердце Саула любовь к Давиду, пробуждает в нем также враждебность, зависть и страх. Он любит его, боится его и хочет избавиться от него.

Отныне Саул уже не мог видеть Давида рядом с собой. Возможно, он даже опасался, что снова сделает что-нибудь ужасное, если тот появится перед ним. Он решил убрать его подальше и назначил «тысяченачальником». Это не было продуманным решением умного властителя, продвигающего преданных ему людей, — то была грубая ошибка, продиктованная чисто эмоциональными причинами. Назначение на высокую военную должность вне дворца освобождало Давида от постоянного надзора и контроля и позволяло ему сколотить группу преданных сподвижников вдали от царских глаз. Он весьма преуспел в новой должности: «И он выходил и входил перед народом». На языке Библии «выходить и входить перед народом» означает «стать во главе», и теперь страх Саула еще более возрос. «И страшился его», — сказано сейчас. Язык распределяет чувства по степени, и «страх» сильнее «боязни»[36].

Страх подтолкнул Саула ко второй попытке покончить с опасностью. Эта попытка была более изощренной и хитрой. Саул предложил Давиду в жены свою старшую дочь Мерову, но потребовал за это, чтобы тот отправился на войну с филистимлянами. «Пусть не моя рука будет на нем, но рука Филистимлян будет на нем», — думал он, надеясь, что Давид погибнет в одном из боев. Но потом Мерова была почему-то отдана в жены другому, и Саул предложил Давиду Михаль[37], свою вторую дочь, которая, как он знал, любила его.

Давид преисполнился опасений: «Разве легко […] быть зятем царя? я — человек бедный и незначительный». Он явно увиливает, ссылаясь на то, что у него нет денег, необходимых для выкупа за царскую дочь. Ухватившись за эти слова, Саул заявил, что готов удовлетвориться «краеобрезаниями» (крайней плотью) сотни филистимлян. Тут читатель вправе улыбнуться. Кому не известно, что только евреи восьмидневного возраста беспрепятственно вверяют свою крайнюю плоть постороннему человеку? Взрослые, а к тому же неевреи, будут самоотверженно сражаться с любым, кто вздумает отнять у них это крохотное сокровище. Саул явно надеялся, что в попытке собрать столь трудный выкуп Давид будет убит, но, увы, — продолжая идти от победы к победе, тот вернулся во дворец даже не с одной, а с двумя сотнями крайних плотей убитых филистимлян.

Да, поистине огромные неприятности доставлял царю этот румяный и красивый парень, который однажды пришел к нему и удивил игрой на струнах, другой раз явился, неся в руке отсеченную голову побежденного великана, а теперь принес полную корзину необрезанных филистимских членов. Не приходилось сомневаться — только Божья помощь способна даровать человеку такую удачу. «И стал Саул еще больше страшиться Давида, и сделался врагом его на всю жизнь».

«Разве мало у меня сумасшедших?»

Теперь попытки устранить Давида стали совсем откровенными, и такими же стали речи Саула. Он уже напрямую говорил слугам и сыну Ионафану[38] о необходимости убить Давида. Но Ионафан не только сообщил об этом самому Давиду, но и отца сумел убедить отказаться от коварных планов. Саул даже поклялся сыну «Богом живым», что не убьет Давида, и тот снова вернулся во дворец. Но когда Давид одержал еще одну победу над филистимлянами, злой дух тоже вернулся во дворец и снова поразил того, кто искал Давидовой смерти.