Впереди - полоса - [16]

Лебедев попросил Алексея:

— Помоги, а то я в этой паутине завяз.

Баталин стал помогать распутывать лесу.

— Поймали что–нибудь?

— Ничего, а Владимир Церенович вон каких подцепил.

Он кивнул на россыпь камней: там лежали три форели, одна еще не уснула и била хвостом.

— Ух ты-ы! — восхитился Баталин. — У нас далее Логинов и Шевченко за раз больше двух не приносят.

Маршал сделал подсечку и принялся быстро вертеть катушку. Показалось изогнутое тело рыбины, у самого берега она отчаянно забилась. Маршал ловко взметнул удилищем, и рыбина будто сама прыгнула к нему в ладонь.

— Та–ак! — пробасил маршал, увидев Баталина. — Доброе утро, юноша.

— Это Баталин, — представил Лебедев.

— Тот самый? А он никого не напоминает вам, Анатолий Васильевич?

— Алексея Шаравина. Еще в училище я спросил: не родственники они случайно? Оказалось, нет. А сходство потрясающее.

— Только Шаравин, помнится, никогда в воздухе двигатель не останавливал!

— Я тоже не останавливал, товарищ маршал авиации.

— В таком виде я не маршал, а Владимир Церенович. А где же ваша снасть?

— Я тут просто так. — Баталин смутился. — А вы маринку поймали.

Маршал нахмурился.

— Разве это не форель?

— Бросьте ее назад в речку, она ядовитая.

— Не может быть! Такая красавица? Надо же! Спасибо, Алексей Дмитриевич, выходит, я вам жизнью обязан!

Маршал швырнул рыбину в середину потока.

* * *

На аэродроме маршал первым делом спросил Сердюкова и Кострицына:

— Документация готова?

— Готова, товарищ маршал авиации.

На некоторых страницах маршал задержался.

— Гм… Выходит, в свое время двигатель был переконсервирован? Кто еще, кроме прапорщика Шевченко, обнаружил, что двигатель прошел переконсервацию?

Ответа не последовало.

— Где инженер эскадрильи? Справьтесь у него.

Крушилин по телефону поговорил со Сливкиным и доложил:

— Инженер эскадрильи знал о переконсервации, но забыл.

Маршал смотрел на Кострицына долго, тяжело. Квадратная челюсть выдвинулась, лицо окаменело. Лебедев знал, что это означает приступ гнева.

— Запамятовать такое!.. — произнес маршал.

Отложив формуляр, он потребовал анализы полетов. Капитан Омелин торопливо расстелил на столе график и красным карандашом подчеркнул букву «а» у излома линии оборотов двигателя.

Маршал попросил Сердюкова вызвать командира первой эскадрильи. Попов явился немедленно.

Водрузив очки, маршал принялся разглядывать линии графика.

— Ну, допустим… — проворчал он, как бы соглашаясь с тем, что график составлен по всем правилам. — Где записи КЗА?

Записи контрольно–записывающей аппаратуры лежали на столе.

— Принесите лупу, — приказал Омелину маршал.

Изучая записи, маршал вдруг взглянул на Лебедева и попросил его подойти.

— У тебя как со зрением, Толя? — спросил он.

— Пока не жалуюсь.

— Взгляни–ка. — И он указал на одну из линий.

— По–моему, нормально, — ответил генерал–лейтенант.

— А теперь через лупу!

Лебедев взглянул и уставился на маршала.

— Неужели заброс?

— А что еще может быть, если обороты превысили сотню процентов?

Но Лебедев постарался быть объективным до конца.

— Возможно, это предусмотрено техническими условиями.

— Не предусмотрено! В формуляре оговорена «сотка». Дайте–ка мне записи прежних полетов Баталина.

Омелин вышел и вернулся с плечистым сержантом, оба несли папки с записями. Разглядывая через лупу ленты, которые регистрировали обороты двигателя, гости некоторые из них откладывали в сторону. Таких набралось четыре.

Маршал снял очки и поднял голову.

— Вам необыкновенно повезло, товарищи. К вам в полк пришел талантливейший летчик. Это летчик «от бога».

Он помолчал.

— Я у вас гость. Я не инспектирую, только интересуюсь состоянием дел. Поэтому все останется, как есть. Но хочу предупредить: если не придет конец вашему благодушию, беды вам не миновать. — Он поднял отложенные ленты и тряхнул ими. — С этим разберетесь без нас, мы вам не няньки. Но прошу разобраться и сделать выводы.

* * *

Обед повара приготовили праздничный.

С бокалом в руке маршал произнес целую речь. Гарнизон ему понравился, мастерство летчиков заслуживает похвалы. К сожалению, отстает технико–эксплуатационная часть, однако есть надежды, что подтянутся и техники.

Маршал добросовестно отведал от каждой перемены подаваемых блюд и похвалил кулинаров.

— Эк у вас кормят, Игорь Николаевич! — обратился он к Сердюкову. — Из чего это вы к норме добавляете?

— Кроме рыбы, ничего не добавляем, товарищ маршал авиации. Правда, зелени больше обычного. Даровая, сама под ногами растет. А в остальном — обычная летная норма.

После обеда летчики высыпали из столовой. Приказано было не расходиться. Рассевшись за столами, летчики продолжали шутить, громко смеялись. Только два человека ощущали если не тревогу, то большое напряжение. Это были Баталин и Попов.

Юрий договорился встретиться с Наташей, а она не могла ждать до бесконечности, Баталин лихорадочно высчитывал, что, если с проводами получится задержка, он может не успеть к проходной завода.

Маршал и сопровождающие прошли в штаб, экипаж транспортного самолета сел в микроавтобус и помчался к дальней стоянке. Через полчаса запустили двигатели.

Маршал обошел строй. С Поповым он простился за руку. Нашел глазами Баталина, чуть улыбнулся, ободряюще кивнул. Пригласив сопровождающих к машине, маршал пошел последним. У трапа он вскинул руки, в ответ прогремело «ура!».