Вперед в прошлое. Возвращение пираньи — 2 - [24]

— Ни в коей степени, — сказал Мазур, — Слово офицера.

Белль придвинулась, быстро поцеловала его в щеку, гибко скользнула в машину. Мягко захлопнулась дверца, и машина тотчас же отъехала. Задумчиво посмотрев вслед быстро удалявшимся задним огням, Мазур стал подниматься по лестнице.

Глава IV Отец нации и остальные

В прошлую командировку Мазур несколько раз проезжал мимо президентского дворца 8 Ремедильос, да и сейчас случалось — но не только не был внутри, но и во двор не входил — кто бы его туда пустил? Так что было чуточку интересно. Любопытство откровенно покусывало и по другому поводу: зачем он понадобился президенту? Одно ясно: для дела...

Дворец — вернее, комплекс из нескольких зданий, окруженных вычурной чугунной оградой, был, надо признать, красив, возведен в стиле восемнадцатого века каким-то знаменитым европейским архитектором. Правда, заложившему его президенту пожить здесь так и не довелось — дворец строили четыре года, а за это время по национальному обычаю Санта-Кроче случилась парочка переворотов. «Заложитель» сумел вовремя сбежать в Европу, куда заблаговременно перевел приличные денежки, а вот его преемнику не повезло — «по мне стрелял поутру из ружей целый взвод». Да и когда строительство наконец закончилось, и европейская знаменитость отбыла на родину с солидным гонораром и орденом размером с тарелку, поселившийся здесь очередной президент прожил в роскоши всего три месяца — а потом его персоной украсили фонарный столб в центре столицы (его и сейчас показывают туристам). Правда, самого президента перемещение на фонарь нисколечко не огорчило и не взволновало — его еще до этого ворвавшиеся во дворец мятежники выбросили с четвертого этажа на булыжную мостовую — ну, он же не птичка, закон всемирного тяготения не делает различий меж президентами и простыми смертными...

Естественно, машина подъехала не к парадным воротам, а к одним из четырех второстепенных — но Мазур и не ожидал особых почестей; наоборот, всегда старался их сторониться. Подтянутый и щеголеватый, довольно молодой для своего чина коммодор, военно- морской адъютант президента, проворно распахнул перед Мазуром дверцу, Мазур вылез, машинально поправил фуражку, и они поднялись по невысокому крыльцу.

Никакой роскоши в коридорах, по которым коммодор его вел, не наблюдалось — здание, конечно, старое, но обстановка вполне современная. Тренированным глазом Мазур отметил, что охранников в штатском, а кое-где и в форме, многовато, чуть ли не на каждом повороте и лестничной площадке. Ну, вполне разумная мера предосторожности — учитывая и то, сколько у президента сильных недоброжелателей, и учитывая те самые национальные традиции Санта-Кроче...

Адъютант распахнул перед ним дверь и остался снаружи. Мазур вошел. Судя по всему, это было что-то вроде комнаты отдыха, лишь самую малость поболее глаголевской, обставленной опять-таки без особой роскоши.

Президент, в простом белом полотняном костюме и светло-синей рубашке, сделал несколько шагов ему навстречу, так что они встретились посередине комнаты. Мазур прилежно откозырял — как-никак это верховный главнокомандующий, в том числе и флота, чей мундир Мазур сейчас носит, пусть и всего лишь в качестве «почетного адмирала». Президент первым протянул руку — конечно, не мозолистую, у капитанов больших кораблей мозолей не бывает, да и будь они, давно бы сошли за двадцать лет политиканства. Радушным жестом Васкес указал Мазуру на большое мягкое кресло у низкого столика и сам сел во второе. На столике имел место серебряный начищенный поднос с серебряным же кофейником, чашками и тарелочками с пирожными. Правда, тут же стояла пузатая бутылка местного рома — уж, конечно, не дешевых сортов — и соответствующая закуска. Мазур вдруг вспомнил, что в прошлый свой приезд так ни разу и не попробовал излюбленного местными моряками рома. А он, говорят, неплох.

Какое-то время они откровенно, но со всей дипломатичностью разглядывали друг друга, бог знает, какое впечатление о Мазуре сложилось у президента. Мазур же увидел совсем не того человека, который выступал по телевизору перед какой-то, несомненно, респектабельной аудиторией. Сейчас он выглядел так, каким, должно быть, предстает перед аудиторией поплоше или совсем простой: вид совершеннейшего простака. Надень вместо костюма грубую рубаху здешнего пеона и латаные портки - получится совершеннейший чоло из глухой провинции. А это о многом говорило, есть несколько профессий, где действует железное правило, прямо-таки закон природы: чем большим простаком человек выглядит, тем он умнее, хитрее и, да что там, коварнее. Политиков это касается даже сильнее, чем разведчиков.

Быть может, слухи о матушке президента и его вовсе не гачупинском происхождении были правдой, ровным счетом ничего от аристократа-гачупино. Мазур видел перед собой словно бы русского мужичка, простягу на вид и большого хитрована по жизни.

Ага, президент и сейчас красовался с красивым знаком на лацкане, где герб Санта-Кроче был дополнен красивым золотым орнаментом-рамкой с толстой распахнутой книгой внизу — должно быть, олицетворявшей закон. Лаврик ему и это объяснил: в точности как в конце восемнадцатого века, в Швеции, когда там безраздельно правил парламент, а король был даже декоративнее польского, он все же имел постоянное место в парламенте и в качестве утешительного приза — два голоса вместо одного. Точно так же обстояло и здесь: по старой традиции, президент — постоянный член парламента, и у него не один голос, а два. Вполне возможно, эту традицию занесли сюда как раз шведы, которых тоже хватало среди юропо. Как бы там ни было, при наличии сильной парламентской оппозиции что в Швеции, что здесь, дополнительный голос, в общем, ничего не решал и ни на что не влиял. Очень уж редко случается, чтобы какое-нибудь судьбоносное решение зависело от одного-единственного голоса. Хитрушка тут в другом: как член парламента, президент обладал и депутатской неприкосновенностью, дававшей нешуточные привилегии: например, отдать под суд депутата можно было только в том случае, если за это проголосует три четверти парламента (чего за всю историю Санта-Кроче никогда не случалось — даже ненавистники означенной персоны прекрасно понимали, что завтра могут оказаться в том же положении, а посему — с Дона выдачи нет...). Интересно, что на фонаре оказывались или получали пулю в лоб только те президенты, что из гордыни и недальновидности членством в парламенте не озаботились — в противном случае парламент опять-таки единым фронтом выступал против зарвавшихся мятежников — из чистого принципа. Двоих президентов именно по этой причине пришлось всего-навсего выслать за границу, хотя их скальпов жаждали многие. Правда, это случалось лишь в тех случаях, когда парламент был реальной силой, с которой следовало считаться, в случае его откровенной слабости на неприкосновенность плевали...