Глава первая
Привал под знаком триумфа
Пьянка была не унылая и не веселая. Собственно говоря, и не пьянка вовсе — так, легонькое поправление организмов после вчерашнего превышавшего нормы окаянства. Как давно подмечено старыми змееборцами, одинаково чреваты и неприемлемы две крайности: долгий запой и пошлое воздержание. Истина, коей полагается пребывать посередине, проста. Самое лучшее и полезное — выжрать неумеренное количество водки, назавтра предаться долгому, неспешному попиванию пивка, а потом надолго забыть обо всем спиртосодержащем.
Так Мазур с Кацубой и поступили. И пребывали сейчас в пивной стадии. День клонился к вечеру, а потому на столе примерно в равной пропорции теснились пустые и полные пивные бутылки с бравым и беззаботным купцом на этикетках, всем своим видом демонстрировавшим полное отсутствие всех и всяческих проблем.
Впрочем, так уж счастливо сложилось, что и у них на данном историческом отрезке не имелось ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего проблему. Даже наоборот. Во-первых, пуля, доставшая-таки Мазура на «Достоевском», чиркнула по касательной, он даже сотрясения мозга не заработал, бравые ребята из пограничного спецназа сунули ему под нос нашатыря, в два счета замотали башку бинтом, и все ограничилось парой миллиончиков покинувших вены эритроцитов, что отнюдь не смертельно. Бывало и хуже.
Во-вторых, на них с Кацубой звездным дождем пролились отличия и регалии.
История с алмазным месторождением огласку получила широчайшую, продержавшись на первых страницах газет не менее недели, — наверняка оттого, что кто-то победивший сводил счеты с кем-то проигравшим. Как водится, кое-кого столичного и вальяжного торжественно, показательно повязали. Как водится, большие дяди с большими звездами компетентно заверили, что ситуация с самого начала была под контролем, а также — о недопущении впредь. Как водится, президент публично осерчал и возмущенно поведал россиянам, что есть у нас, понимаешь, такие которые, каковые совсем даже не такие, а если к ним вдумчиво приглядеться, сякие, и где-то даже разэтакие, и, коли уж они этакие, то и мы им не позволим, стало быть, путать личную шерсть с государственной. Примерно так. Разумеется, страна в очередной раз не узнала своих героев — на газетные скрижали не попали ни Мазур с Кацубой, ни те, что полегли в ходе операции. Первые к этому нисколечко и не стремились, привыкши оставаться в тени, а вторым по большому счету было все равно. Не плеснули грязи на могилу — уже хорошо. Бывает, и плескают в горячке.
Совесть была чиста, ни у кого не имелось к ним никаких претензий, вернулись живыми и неубитыми, относительно целыми и невредимыми — что еще нужно человеку для счастья? Разве что получить зарплату, которую и в «Аквариуме» задержали на два месяца. А на недлинный загул хватило скудных сбережений. Словом, оба пребывали в блаженном расслаблении, и Мазур, во всю длину вытянувшись на казенной койке, лениво внимал Кацубе, а тот под собственный аккомпанемент на баяне исполнял на мотив бессмертного детского шлягера отнюдь не детский шансон, некогда имевший большую популярность среди господ офицеров, служивших рухнувшей империи в довольно специфических войсках.
Кацуба старался, как мог, выводя с цыганским надрывом и хмельноватым усердием:
Медленно ракеты уплывают вдаль,
встречи с ними, мистер Рейган, жди.
И хотя Америку немножко жаль,
у япошек это впереди.
Может, мы обидели кого-то зря,
шлепнув пару лишних мегатонн,
посмотри, как весело кипит земля
там, где был когда-то Пентагон…
Скатертью, скатертью газ бинарный стелется
и упирается мне в противогаз.
Каждому спецназовцу в лучшее верится,
может быть, кто-нибудь да выживет из нас…
Он возвысил голос на последних строчках, подчеркивая жизнеутверждающее начало припева, проникнутое, что ни говори, некоторой верой в будущее. Свел мехи, отозвавшиеся громким взвизгом, принялся откупоривать очередную бутылку.
Решив, что пора внести свой эстетический вклад в происходящее, Мазур вооружился старенькой гитарой и забренчал то, что примерно в те же времена пели у них:
Мне велит разбиться в доску
генерал немолодой.
У меня — погон с полоской,
у него — лампасы вдоль.
И теперь хошь плачь, хошь матом —
не отменит он приказ.
Там, где нету дипломатов,
окаянствует спецназ.
Жаль, не сделать фотоснимка,
жаль, не сделать фотоснимка,
я бы был во всей красе —
с пулеметом я в обнимку,
с пулеметом я в обнимку