Вперед и вниз - [8]

— А письмо насчет выкупа туда уже отправили?

— Позавчера.

— Погоди, а кто же вел переговоры с этим… Там-Тамом и кто писал все письма, если у вас проблемы с языком?

— Это и есть наш четвертый, переводчик. Занятный тип, скажу я тебе. Его фамилия Кашлис.

II

Жил человек по фамилии Кашлис. Он жил хорошо, но бессмысленно, бедно и скучно. Недолюбливая что и кого только можно, в совокупности он любил всех, то есть все человечество, полагая такой род любви наименее обременительным. Не высокий, но и не низкий, не толстяк, не дистрофик, не гений и не дебил, он был средним во всем, но умел оказаться и крайним, причем это умение он проявлял куда чаще иных крупных личностей или заметных фигур. Недостачу душевных или физических качеств он с лихвой компенсировал рядом других недостач — например, чувства меры и здравого смысла, — а по пьяности мог приходить к нестандартным решениям и порой очень больно за это страдал. Своей главной проблемой он видел отсутствие личного места под солнцем: у всех прочих такие места, пускай даже самые жалкие, были, только Кашлис на жалкое не соглашался, а других не имел («Я не прочь нести крест, но где его взять», — формулировал он эту мысль). В то же время он не был изгоем, отщепенцем, безродным космополитом — он отчетливо помнил себя и свой род, выводя его, между прочим, от какой-то заблудшей орды прибалтийских татар; в пользу этого говорили прибалтообразность фамилии и умеренно монголоидный облик ее носителя. Ну а в общем и целом — по паспортным данным, быту, склонностям и привычкам, — он был наш человек. Старый русский.

Единственный в своей жизни (да и то не совсем произвольный) большой поступок он совершил на исходе застойной эпохи, когда стал жертвой гнусного политического процесса, затеянного КГБ с целью припугнуть и приструнить не в меру разболтавшихся студентов факультета иностранных языков. Крайним, ясное дело, был выбран Кашлис с его склонностью поносить все подряд, не исключая из этого списка советскую власть и родную партию. Тогда все обошлось для него сравнительно благополучно — времена уже были не те, сменявшие друг друга у руля кормчие-полутрупы вели страну, сами толком не зная куда, и первыми эту растерянность уже начали ощущать работники госбезопасности как наиболее эффективной и практичной из числа властных структур. А вскоре и само время, казавшееся чем-то незыблемо застывшим, как снежный замок на новогодней площади, вдруг начало оттаивать, разваливаться на куски, после чего сдвинулось с мертвой точки и потекло под уклон, ускоряясь по ходу движения и обрушивая на головы граждан лавину все более непривычных событий. Свобода словоизвержений, переоценка утерянных ценностей, митинги, выборы, уличные бои, независимость всех от вся, обвал цен, обнищание, бандитизм, политические скандалы, череда идиотских войн по периметру бывшей империи — все это окончательно затмило своей значимостью маленький подвиг Кашлиса, который и прежде-то никем, кроме него самого, в качестве подвига не расценивался. Но уникальное в своем роде амплуа «ненужного человека в неудачном месте», закрепившееся за ним с той давней поры, безотказно работало и по сей день. Кашлис менял различные виды деятельности, периодически возвращаясь к своей основной профессии переводчика, но нигде не задерживался надолго — свободные места под солнцем отсутствовали, а занять чье-то чужое место ему мешали либо нехватка определенных черт характера, либо избыток этих черт у конкурентов на жизненном поприще, зачастую людей неприятных и гораздо менее его достойных греться под благодетельными лучами светила. Надо отдать ему должное, Кашлис никогда не падал духом — единственное, чего он боялся, так это упустить свой счастливый момент. И вот с некоторых пор ему начало казаться, что этот момент приближается.

В конце весны он познакомился с Панужаевым, причем знакомство — в случаях с Кашлисом это большая редкость — произошло при обстоятельствах, когда он смог произвести на бизнесмена самое выгодное впечатление. Дело в том, что как раз накануне Панужаев посмотрел какой-то американский фильм, который был переведен и озвучен Кашлисом (время от времени тот занимался подобными вещами и делал их на вполне приличном уровне), и автоматически отметил про себя необычную фамилию переводчика. В то время Панужаев уже располагал исходным документом и начал обдумывать авантюру с нигерийским вымогательством. Для этого ему, разумеется, был нужен переводчик, причем человек по возможности посторонний, никак не связанный с кругом его знакомств. Встреча с Кашлисом на какой-то тусовке, куда Панужаева завели неисповедимые пути загула, и всплывшая в памяти фамилия переводчика фильма (что сыграло роль рекомендации) привели к тому, что Кашлис оказался полноправным участником предприятия, сулившего ему очень солидный, особенно по его скромным меркам, барыш.

После успешного захвата нигерийца (в чем он как переводчик сыграл далеко не последнюю роль) Кашлис в предчувствии скорого процветания начал стремительно расти в собственных глазах. Он стал более вальяжным в обхождении и, заглядывая в гости к старым знакомым, время от времени позволял себе многозначительные намеки, благо его оптимизм был подпитан пачкой денег, которую ему выдал Панужаев в порядке поощрения за проявленный трудовой энтузиазм. Будучи занят перестройкой своего имиджа, Кашлис не часто находил возможность проведать пленного Там-Тама и в один из таких приходов, где-то через неделю после отправки письма в Нигерию, столкнулся в подвале с совершенно незнакомым ему человеком. Долговязый блондин лет тридцати сидел за кухонным столом и, не выпуская изо рта сигареты, резал ножом на кубики кабачок-переросток. В кастрюле на плите кипела какая-то смесь из картофеля, моркови, гороха и еще непонятно чего.