Возвращенный рай - [60]

Бьёрн из Лейрура оборвал их и приказал тотчас же сесть на коней и убираться прочь отсюда, с этого места, где происходит детоубийство. Повинуясь его словам, они вскочили на коней, и вскоре вся компания исчезла из вида.

Пока это происходило и епископ несколько раз окунул зашедшегося плачем ребенка в ледниковую воду, мать его вела себя единственно правильным и неоднократно проверенным в ее прежних испытаниях образом: всему предоставила идти своим чередом; но, когда дело дошло до того момента, когда слова теряют всякую силу, она, прислонившись к груди своей поющей матери, позабыла все на свете и потеряла сознание. Несколько мгновений белки еще светились в ее полузакрытых глазах, пока она совсем не оцепенела.

Придя в себя, девушка увидела, что лежит на песчаном берегу, голова ее покоится на коленях матери. Пение псалмов закончилось. Мормон сидел, скрестив ноги, — он согревал голого ребенка у себя на груди под рубашкой; промежутки между всхлипываниями становились все продолжительнее, пока страх не исчез совсем и ребенок не заснул на волосатой груди епископа, совсем еще недавно собиравшегося убить его или, вернее, обеспечить ему вечную жизнь в небесном Сионе.

Был прекрасный осенний день, в такие дни легкий ветерок возносит душу, уносит ее куда-то далеко, вне пространства и времени; в лучах солнца поблескивает иссиня-черный ворон. Епископ Тьоудрекур снял сапоги и завернутую в вощеную бумагу шляпу, подчеркивая тем самым, что церемония окончена. Солнце окончательно завершило ее, выйдя из облаков. Епископ связал ремешком сапоги и шляпу (для этой цели в шляпе была петля) и перебросил их через плечо — сапоги на спину, шляпу — на грудь.

Они держались пути, лежащего через пески прямо на запад. Когда пески кончились, на их дороге встретилась еще одна река. Тут их приветствовал незнакомый паромщик, зато на другом берегу не видно было бравых молодчиков. И больше не было в этот день ни крещения, ни детоубийства. Они прибыли в другой приход. Хозяйка Лида была слишком слаба, и ее пришлось посадить на лошадь поверх всей поклажи.

В новом приходе они услышали звучное карканье синего ворона. Должно быть, эта умная птица подражала колоколу в маленьких церквушках, построенных здесь на песке и похожих на выброшенные прибоем заморские игрушки. Мальчик молча смотрел через плечо епископа на ворона. Он не решался протянуть ручонку к этой птице, пока его не посадили на колени к бабушке, сидевшей на лошади. Здешние места назывались Островами, оттого что земля была здесь испещрена, словно островками, травянистыми лужайками. Они задерживали влагу, и почва хорошо сохранялась. В местах же, где почва была сухой, земля выветрилась, истощилась, превратилась в песок. Эти поросшие травой островки были источниками вполне сносного существования. Крестьянские хижины возвышались на небольших холмиках, всего-навсего кочках. Горы при приближении путешественников, казалось, разбежались в стороны, опасаясь, что они захотят взять их с собой к мормонам; они остановились только где-то далеко на горизонте в противоположность горам в Стейнлиде, которые сбегались со всех сторон и толпились перед носом у людей, трепетно надеясь, что маленький мальчик заберет их с собой.

— Чему суждено было случиться — случилось, — сказал епископ Тьоудрекур, осматриваясь в этой небольшой низине, незаметно спускавшейся к морю и словно растворявшейся там в воздухе. — Как будто ничего и нет, — продолжал он, — а вот я узнаю все здесь. Вот там виднеется несколько скал в море… Это острова Вестманнаэйяр. Туда отправили рожать мою мать… я всегда думал, что там живут самые отъявленные негодяи в Исландии, пока сестра Мария Йоунсдоухтир из Эмпухьядлюра не объяснила мне, что это святые люди. Сейчас дорога пойдет чуть-чуть вверх. И тогда я окажусь совсем дома.

Приближался вечер. Солнце теперь светило прямо в лицо путешественникам. Равнина постепенно переходила в возвышенность.

— Видите там небольшой пригорок у подножья зубчатой скалы? — спросил епископ. — Сейчас мы пойдем туда. Посмотрим, может, нам удастся раздобыть что-нибудь себе на ужин и немного молока от трехцветной коровы для нашего мальчугана. Это хутор Боуль, что на Островах. Туда приход посылал меня зарабатывать себе пропитание, когда мне исполнилось четыре года. Мать была слишком слаба здоровьем, чтобы содержать меня. Она работала служанкой на островах Вестманнаэйяр.

Когда они добрались до Боуля на Островах, где надеялись раздобыть молока от трехцветной коровы для мальчика и, возможно, какой-нибудь еды для себя, то, к сожалению, выяснилось, что хутора нет и в помине. Только два лютика, выросшие из своих увядших прошлогодних листьев, колыхались на берегу ручейка, потому что ждали прихода мальчика, который собирался в дальний путь.

Хутор был разрушен лет сорок назад, развалины давным-давно заросли бурьяном.

Две птицы высунули головы из глубокой ямы в ручейке, кланяясь пришедшим. Не успели снять мальчика с лошади, как он побежал к лютикам, ожидавшим его, и попытался поймать птичек. Мать его села на пригорок и с удивлением и задумчивостью глядела на это необыкновенное существо, одетое в курточку, словно ничего подобного не видела раньше; должно быть, так оно и было. Епископ снял с лошади старую женщину и поклажу, и, казалось, был не слишком разочарован, обнаружив хутор разрушенным.