Возвращение - [53]

А отец погружен в свои мысли, Леопольд спрашивает, принести ли ему в следующий раз что-нибудь вкусное.

— Нет, — отвечает отец, — у меня все есть.

Чуть подальше на табуретке сидит молодой мужчина, пристально уставившись на свою кровать. Но когда Леопольд что-то говорит, кидает на него искоса быстрый взгляд, и Леопольд понимает, что мужчина ловит каждое его слово. Леопольду хочется выйти из пропахшей лекарствами палаты на свежий воздух, но посещение еще не кончилось, похоже, отец собирается еще что-то сказать ему. А может, он сам хочет поговорить о чем-то существенном, просто до сих пор не удосужился?

— Я приду через несколько дней снова, — после долгого молчания произносит Леопольд.

На лице отца появляется выражение растерянности или страха.

— Ты что, уже уходишь? — спрашивает он.

— Нет, у меня есть еще немного времени, — отвечает Леопольд. — Правда, надо успеть зайти в Дом художника, узнать, приняли ли мои работы на выставку, но особой спешки с этим нет.

Взгляд отца становится вдруг нежным. Леопольду от этого не по себе, и он ерзает на табурете.

— Может, принести тебе что-нибудь почитать? — спрашивает Леопольд и мысленно видит перед собой «Луну и грош» Моэма.

Отец молчит, но Леопольд в восторге от своей идеи и в общих словах рассказывает содержание книги — он убежден, что она будет читаться легко и понравится отцу, но отец все еще ничего не говорит. Леопольд умолкает, похоже, его и не слушали, поскольку отец тянется за газетой и произносит:

— Лембит в Германии на соревнованиях, но пока никаких сообщений нет. Ты по радио случайно ничего не слышал?

Леопольд отрицательно качает головой, не может же он сказать, что уже давно не испытывает ни малейшего интереса к спортивным достижениям брата.

— Наверняка в завтрашней газете будет, — успокаивающе говорит он и думает, что непременно принесет отцу книгу, тот от нечего делать обязательно прочитает ее, но секунду спустя Леопольду становится жаль книги — отец наверняка забудет ее в больнице или даст кому-то почитать, и тогда Леопольду не видать этой книги как своих ушей. Ему вспоминается, с каким интересом он следил за жизнью Стрикленда-Гогена, находил в прочитанном параллели со своей жизнью и как все это вдохновляло его и ободряло. Отец просматривает в газете спортивную хронику (поди знай, в который раз за сегодняшний день?), и Леопольд доволен, что его предложение насчет книги не нашло отклика.

Внезапно (или он уже давно думал об этом) Леопольд понимает всю трагичность старения и болезни отца — человек, который привык работать физически, вдруг лишается того, что составляло его жизнь. Должен смириться с томительными днями полной бездеятельности. Его духовный мир беден. Культура прошла стороной, ее для него не существует. Практически он уже и не живет. Но ему не понять этого. Как не понять и того, что его старость могла бы быть скрашена радостями и переживаниями. На память Леопольду приходит «Последнее лето Клингзора», и ему становится нестерпимо жаль отца, хочется вспомнить что-то хорошее, светлое, что оживило бы и в отце какие-то радостные моменты его прошлой жизни, и он смог бы с чувством удовлетворения перебирать их в памяти…

— А помнишь, — говорит Леопольд, — помнишь, как ты в первый раз повел нас смотреть участок?

— Как не помнить, — усмехается отец, и перед глазами Леопольда встает картина: однажды воскресным днем — была ранняя весна — отец велел всем одеваться на прогулку. Такого никогда раньше не бывало, вид у отца был какой-то таинственный. Мать без конца допытывалась, мол, куда и зачем, но отец молчал; они направились в сторону болота, отец нес Леопольда на плечах, и по дороге они играли в угадайку. Приведя их на заросшее кустарником место неподалеку от железнодорожной дамбы, отец сказал: чувствуйте себя здесь как дома, а мать рассердилась. Теперь это наш участок, сказал отец, и все засмеялись, мать с отцом ходили вокруг и строили планы, и всем было радостно и весело.

— Ааду в тот раз надул меня, у нас с ним было договорено, что я получу участок у дороги, а потом выяснилось, что Ааду отдал его какому-то своему родственнику, а мне досталось низкое, поросшее кустарником место, — рассказывает отец, глаза его щурятся, на губах появляется злая усмешка. — Я потом неплохо расквитался с ним. Когда Ааду начал строить, а в строительстве он ни черта не смыслил, я вместо цемента подсунул ему несколько мешков глины; хоть бы сообразил, когда готовил раствор, да где там, отлил подвал, а раствор-то не сохнет, ну он и принялся поливать его, который день поливает, и все без толку. В конце концов кто-то сказал ему, в чем дело, так его такой стыд разобрал, что он и объясняться-то со мной не стал.

— Вот как, — удивляется Леопольд. Он огорчен — вместо светлого воспоминания он вызвал в памяти отца какую-то его давнюю проделку, но лицо старика оживилось, на какое-то время даже болезнь как будто отступила, и когда Леопольд встает, чтобы попрощаться с отцом, тот уже не уговаривает его посидеть с ним, напротив, он как будто даже доволен, что может остаться наедине со своими воспоминаниями, поворошить в мыслях прошлое, быть сильным и деятельным, снова вести свою семью на поросший кустарником участок, где он собирается построить для них дом.