Возвращение - [43]

Шофер такси понимающе кивает.

МУКИ И РАДОСТИ УВЕСЕЛИТЕЛЬНОГО ЗАВЕДЕНИЯ

Леопольд уже долгое время стоит под пышными деревьями парка, сквозь кроны проглядывает небо; ближе к горизонту оно темнеет, создавая живописный фон для сверкающего разноцветными огнями, похожего на дворец здания. До сих пор Леопольд считал, что здесь находится какое-то учреждение, а выходит, это и есть увеселительное заведение. Всего в нескольких десятках метров от Леопольда массивная парадная дверь. Когда она открывается, становится виден ярко освещенный холл. Время от времени у здания останавливается машина, и меж колонн к двери устремляются люди — группами, парами и поодиночке. До Леопольда доносятся манящие звуки музыки, однако он никак не решается выйти из своего укрытия, словно ему достаточно сознания, что увеселительное заведение все же существует. В голове не укладывается, что и он мог бы направиться по аллее к парадному входу и окунуться в завораживающий свет этого дома.

Он скромный человек и не хочет быть навязчивым, к тому же не верит, что кто-то жаждет его общества. Тихий, незаметный человек. Говорят, что скромность — добродетель. И все же скромный человек редко чего-то достигает — людей больше привлекает броскость, яркость, и скромный человек едва ли интересен им.

Что-то должно подстегнуть Леопольда, какой-то знак извне, намек; сам он не осмелится предпринять этот поход, ему необходимо опереться на что-то или на кого-то, хотя бы для видимости переложить ответственность на другого, скромность фактически не что иное, как преувеличенное себялюбие — страх оказаться в неприятном или смешном положении, страх, что кто-то может накричать на тебя, вышвырнуть. Именно этого — что его могут вышвырнуть — он и боится. Украдкой наблюдать из-за деревьев за увеселительным заведением не опасно, можно тешить себя мыслью, что ему любезно улыбнутся, если он войдет в дверь, скажут «добро пожаловать»; когда смотришь издали, кажется, что все еще впереди, возможности неисчерпаемы, но если войти — реальность может оказаться жестокой, и ее уже за тайные мечты не спрячешь. У того, кто ничего не делает, возможности сохраняются.

Как у лыжников на крутой горе: десятки людей, опершись на палки, стоят, и только немногие решаются устремиться вниз. А иные без конца взбираются наверх, чтобы с веселым криком ринуться вниз. Большинство же покидают гору, решив, после длительного единоборства с робостью, выбрать небольшой холм.

В большое искусство не приходят, тренируясь на пригорках.

Леопольд отрывается от дерева, возле которого стоит, и скользящим шагом направляется к дому; дом на глазах растет, свет, пробивающийся из-за двери, становится ярче, музыка — громче. Вскоре он уже стоит в просторном зале. На возвышении играет маленький струнный оркестр, вдоль стен сидят люди, иные стоят небольшими группами и беседуют, все странно возбуждены, лица взволнованы, как раз в тот момент, когда он садится, оркестр прекращает играть — из двери, завешенной портьерой, появляется какой-то мужчина в вечернем костюме, и все взоры обращаются к нему. Мужчина, приветливо улыбаясь, смотрит на собравшихся в зале. Такое впечатление, будто он кого-то ищет, затем удовлетворенно кивает, открывает лиловую кожаную папку и начинает зачитывать имена; с десяток людей встают, подходят к нему и вскоре исчезают вместе с ним за портьерой. Напряженная тишина в зале нарушается лишь стуком каблуков, она длится и после того, как названные люди скрываются за колышущимся бархатным занавесом. Но вдруг один из оркестрантов начинает рассеянно постукивать смычком по пюпитру, на несколько секунд этот звук заполняет зал, но оркестрант быстро спохватывается и в испуге застывает. И снова тишина. Внезапно распахивается двустворчатая дверь, и из нее выходят люди — большинство задумчивы, погружены в себя, словно лунатики; некоторые прямиком направляются к входной двери, и только один безостановочно хохочет, держась за живот и икая. Дирижер взмахивает палочкой, и миг спустя в зале, стирая все впечатления, звучит беззаботная мелодия вальса.

Все рассаживаются, болтают. Женщина в шикарном розовом вечернем платье и мужчина в спортивном костюме и кедах танцуют, у мужчины не очень-то получается, он неуклюже подпрыгивает, женщину это смешит, она фыркает, вскоре им надоедает танцевать, и они садятся на свои места. Леопольд не понимает, что здесь, собственно, происходит или, вернее, творится. Ясно, что и оркестранты и все присутствующие в зале что-то знают. Очевидно, это связывает их, многие, видимо, знакомы; сдерживаемое волнение, написанное на их лицах, как бы говорит: скоро что-то произойдет, и люди ждут этого.

Чем дольше Леопольд присматривается к тому, что делается вокруг, тем больше поражается одному странному обстоятельству — ему кажется, будто многих из находящихся здесь он знает; хотя его одноклассник Урмас намного выше ростом; бухгалтерша из их учреждения хромает, а сейчас она грациозно порхает по залу; совсем близко от Леопольда, беседуя с дамой, стоит мужчина, смахивающий на Хельдура, только волосы у него не с проседью, а каштановые и вьются.