Возвращение в будущее - [52]

В Майдзуру мы расстались с теми из наших попутчиков, которые должны были ехать в Токио. Майдзуру расположена на берегу огромного озера Бива. Высокие горные гряды, одна за другой, предстали здесь перед нами в жарком мареве, на фоне перистых облаков. Чем дальше мы ехали, тем чаще нам стали встречаться все более крупные города с плотной застройкой.

Еще задолго до Осаки и далее, вплоть до Кобе, все населенные пункты слились перед нами как бы в единый, огромный город. Меня все не оставляла грустная мысль о том, как легко можно разбомбить все эти огромные пространства, столь тесные по застройке и состоящие из маленьких, легких деревянных домиков, ведь они мгновенно сгорят. А в Японии до сих пор большую часть городских пространств составляют такие деревянные домики, и лишь в центре того или иного города можно увидеть современную застройку из кирпича и бетона, например фабричные комплексы в таких городах, как Осака и Кобе.

III

В КОБЕ, прибыв в отель, мы впервые с того времени, как покинули Стокгольм, услышали свежие новости из Европы. Их никак нельзя было назвать ободряющими. Франция была вынуждена капитулировать; Эстония, Латвия и Литва проглочены Советской Россией. Захватить Англию Гитлеру пока не удалось, но сколько времени она еще сможет продержаться, неизвестно.

И все же, несмотря ни на что, на какое-то время мы забывали обо всем и чувствовали себя счастливыми, хотя непонятно, как это могло быть после всего пережитого. В первый же вечер мы отправились гулять по городу, бродить просто так, наугад по маленьким тесным улочкам. Открытые киоски пестрели различными товарами, иногда они были разложены прямо на тротуаре, буквально под ногами у прохожих. Свет электрических фонарей, огоньки разноцветных фонариков, а также приглушенное, золотистое свечение, лившееся из окошек, затянутых бумагой — все это, как и сама темная, бархатная ночь, создавало атмосферу уюта и тепла в городе. Ночь была удушающе жаркой и переполненной странными незнакомыми запахами, сквозь которые неизменно пробивались ароматы цветущего олеандра и запах моря.

Повсюду в киосках можно было видеть дешевые товары довольно низкого качества. Что касается фруктов, то торговцы наверх выставляли самые спелые и красивые персики или арбузы, а под ними обычно лежали незрелые или подпорченные фрукты, но, боже мой, ведь всюду в мире торговцы поступают именно так. Пусть овощи дряблые, но ведь их можно заменить более свежими. Во всех маленьких харчевнях на витринах были выставлены красивые фарфоровые мисочки с едой, которая с виду казалась изысканной, но когда мы ее попробовали, выяснилось, что на вкус она гораздо менее привлекательна. Но не важно, ведь еда в отеле всегда была вполне приличной.

Мы набрели на целый квартал, состоявший из магазинов, которые торговали исключительно мануфактурными изделиями. Одежда, главным образом европейского покроя, была сшита безобразно, но стоила смехотворно дешево. Нам пришлось потратить немало усилий, чтобы купить несколько рубашек для Ханса, ведь после путешествия по России у него совсем не осталось одежды. Удалось найти одну-единственную рубашку, хотя и она оказалась не совсем подходящей ему из-за слишком коротких рукавов. Японцы вроде бы не выглядят уж такими маленькими, но это невольно обнаруживается, когда пытаешься купить в Японии что-либо из готовой одежды или обуви. Только тут и начинаешь понимать, насколько европейцы выше и крупнее.

Вход в японские храмы, или «дории», представляет собой старинное каменное сооружение серого цвета, такие входы можно увидеть на многих улицах. И вот среди всех этих торговых палаток и киосков, среди всеобщей суеты мы обратили внимание на вход в маленький синтоистский[50] храм, как всегда окруженный каменными львами, фонарями, разного рода оградами и еще бог знает чем. Под старой елью, которая отбрасывала большую тень при входе в храм, теперь располагалось нечто похожее на тир; огромный куст цветущего олеандра раскинул свои ветви и над крышей храма, и над киоском, где продавалась минеральная вода. Видимо, весь этот торговый квартал был построен на территории, изначально принадлежавшей храму.

Мне представляется, что любому иностранцу очень трудно осмыслить даже маленькую толику тех религиозных представлений и верований, которыми живут японцы. Одни говорили мне, что самое важное для них — принимать участие в различных церемониях и произносить предписанные их религией молитвенные формулы. Другие утверждали, что само отношение японцев к жизни является фундаментально религиозным до такой степени, что нам, европейцам, не дано этого понять. Ведь в целом мы, так сказать, отпетые материалисты, наша вера в духовную реальность сведена до уровня предположений или неясной надежды. В то время как для японца такие понятия и категории, как родина, императорский дом, умершие и еще не рожденные представители его рода, смена времен года, природные особенности ландшафта, растительная жизнь, — являются лишь проявлением нематериальной реальности. Сами же боги и духи и души умерших воспринимаются японцем как конкретные образы реальности, которые верующий человек способен в какой-то мере осознать так же, как и свою причастность к ним, но некоторые он никогда не в состоянии понять до конца. По крайней мере, именно так когда-то можно было охарактеризовать сознание японцев. Однако в настоящее время официальная религия является лишь придатком господствующей политической системы, при которой представители правящей партии, сами будучи агностиками, сохраняют, тем не менее, свое абсолютное господство над верующим народом, требуя от него все новых жертв и налагая на него все новые и новые ограничения во имя политики этой партии и удовлетворения ее алчности.