Возвращение в ад - [22]

Наводнение. Нет, не упал, а поднырнул; мутная волна накрыла меня с головой и, копошась в ней, как ребенок в темном густом чреве матери, стремясь на свет интуитивно, на ощупь, борясь за существование, как субъект у Спенсера, яростно замолотил руками и ногами, ощущая всунутую в горло задвижку духоты, от которой охолодела струна ужаса посередине груди, проплыл мимо окна: в него с обратной стороны билось какое-то размытее, раздутое лицо, мимо другого окна, тут из форточки выплыла пластмассовая мыльница зеленого цвета: и на последнем усилии, уже готовый захлебнуться, выскочил на поверхность.

Вода стояла выше уровня второго этажа. На поверхности плавали перевернутые стулья, развернутые книги страницами вверх и вниз, промелькнула золоченая обложка Брокгауза и Эфрона, всевозможные предметы домашнего обихода, потерпевшие жизненное кораблекрушение: эмалированная кастрюля, зачерпнувшая воды не более, чем на четверть, гитара без струн, которую я только что видел в руках у одного из своих преследователей, открытый чемодан с коленкоровой обивкой, из которого выглядывали синие кальсоны. Из распахнутого окна на третьем этаже выплыла старуха в черном драповом пальто без пуговиц, в шляпке с искусственными цветами, сидящая посередине огромного обеденного стола и прижимая к себе собачку, чья нечесаная и облезшая шерстка напоминала рыже-белый парик ее хозяйки. "Зизи, - донеслось до меня, когда старуха, подгребая сковородкой с длинной ручкой, проплыла мимо, - сколько раз тебе говорить, чтобы ты ничего не просила у этих невоспитанных людей, это неприлично!"

Расплюхивая во все стороны каскады брызг, нервными саженками добрался я до ближайшей крыши кирпичного цвета: ее рифленый скат наподобие ступенек опускался в воду; взобрался, громыхая проминавшимся под ногами кровельным железом, и в изнеможении собирался уже опереться спиной об аппендикс печной трубы, покрытой аспидно-черной копотью, где сидело уже немало выжимающих одежду граждан, как внезапно женщина, которую держали за руки двое мужчин в штатском с квадратными головами, вырываясь, завопила истошно: "Помогите, помогите, хоть кто-нибудь!" И опять, не понимая - что и зачем, рванулся вперед, схватил за партикулярный рукав человека с квадратным подбородком: "Отпустите женщину, не имеете права, держиморды!" - "Именем закона! Пошел вон, - проговорил тот, шевеля правильными лошадиными зубами, мы при исполнении", - и попытался оттолкнуть меня рукой. Но я увернулся и в свою очередь толкнул его обеими руками в грудь, загудевшую будто пустой медный чан, - он забалансировал, взмахивая рукавами пиджака, замахал руками, как грузин на базаре, и, не удержавшись, рухнул в воду, успев в последний момент сделать странное движение рукой, будто отдавал честь простоволосой голове. Круги молчаливо сошлись над его головой; но почти тут же на поверхность вынырнул мокрый лаковый полуботинок. На этом заряд моей смелости кончился, и я, слыша спиной, как милицейский свисток разрезает воздух пластами, перебрался через гребень крыши на карачках и, пригибаясь, почти касаясь рифленого железа рукой, побежал, улепетывая во все лопатки. Помогали мне почти не скользящие резиновые кеды, которые промокнув смачно хлюпали; добежал до голой стены следующего дома, выбритой, сплошной, без выступов и окон; с тоской бросив взгляд на возвышавшийся на недосягаемой высоте край соседней крыши, попытался перебраться на другую сторону. Дополз до конца, с надеждой устремил взгляд вниз, собираясь перекрестясь прыгнуть солдатиком в воду… Вот как: пустота. Обыкновенный двор-колодец с чахлыми деревцами по периметру, чье мутное зеркале сухо поблескивало внизу. Водой и не пахло, наводнению подверглась только одна улица. С головой, как всегда закружившейся от штопора высоты, я отпрянул назад, и тут же оказался заключенным в официальные, но жесткие объятия, подоспевших людей в партикулярном платье. И тут же, впервые в жизни, потерял сознанием…

6

***

Сначала появилась точка, она расплылась, точно клякса на ученической промокашке, затем опять спазматически сжалась и стала периодически пульсировать, взбрыкиваясь, как сердце гипертоника или клизма, то сдавливаемая, то отпускаемая руками. Рядом с ней появилась вторая клякса, чьи контуры так же раздувались и опадали, потом еще и еще; все точки, сначала молчаливо погруженные в себя, словно занимались медитацией, почти незаметно начали шуршать, постукивать бочком друг о друга, пока наконец не превратились в обыкновенно позванивающие подковы. С шумящей головой откинулся я спиной назад, попытался разжать веки, но тут же понял, что сижу со сплошной шелковой повязкой на глазах в глубине черной казенной квартиры, обитой мягким на ощупь сукном. Карета медленно ползла вслед за цокающими копытами лошадей. Сквозь неплотно прилегавшую повязку я видел подпрыгивающие вместе со мной две пары круглых штатских колен, что зажимали меня с двух сторон, а скашивая глаза вбок - полосу мостовой, по которой мы проезжали. Мягкий рессорный ход увлекал вперед, карета катила по узким асфальтовым улицам, по набережным, вдоль каменных оград и чугунных решеток. Внизу медленно к густо шла вода, серая и мутная, напоминая слюду. Город, опрокинутый в воду вниз лицом, смотрел сам на себя, не узнавал и смотрел вновь. Карета въехала на мост, изогнутый аркой, и мягко зашуршала шинами по деревянному настилу. Затем загрохотала, подпрыгивая на мощеной булыжником мостовой. Проехала, окунаясь во мрак, недлинным туннелем, несколько раз свернула и остановилась. Распахнулась дверца, превратившись в три раскладных ступени, жесткие руки приподняли меня и помогли спуститься. Внизу блестели начищенные ваксой до глянца носки кирзовых сапог, а слева и справа полосатые, как верстовые столбы, будки охраны. Меня подхватили с двух сторон и повели по булыжнику, выскальзывающему из-под ног.