Иришка улыбнулась.
— Я теперь здесь живу… — и вздохнула. — Песни я слышала… Гитару они, наверно, раздолбают… Жалко так.
Дима, тяжело дыша, умывался у ручья. Иришка села на один из стволов, перекинувшихся через ручей, и болтала ногами.
— Теперь я увожу от них всех, на кого нападают. Уже семерых увела. Тебя восьмого.
Она вздохнула.
— Просто засада была вот в чем. У нас в коробках никто не жил.
Дима сел на плиту, тряся мокрой головой, как кот.
— Как не жил? — хрипло спросил он.
— Люди-то, конечно, жили. А те, кто живет во дворах, на пустырях — они нет. Их соседями еще называли раньше. Они мне сами так сказали: мол, раньше мы звались соседями. Коробки же недавно построены, здесь поле было. Луг. Только начали заселяться коробки. Не людьми, а соседями. Хозяевами дворов. Поэтому так плохо… Я тут одна. Осталась, потому что… Потому что здесь мама, сестренка и ты. А потом стала хранить место. Уже год, как я здесь. Только вот одна я. А место трудное. Ты не бойся… Ладно? Я не вампирка, не зомби… Но и не человек. Я не знаю, как это называется. Хозяева дворов говорят про таких: "такие как мы, но бывшие люди". "Как мы" — значит, как они. Таких бывших людей в городе наперечет, кто остался после смерти во дворах, не ушел. Это те, которые во дворах замерзли, или кого убили… Некоторые остались, не ушли. Наверно, я для тебя мертвец? И ты не захочешь со мной даже видеться?
Дима встал одним легким гибким движением, как кот, и сел рядом с Ириной на ствол, обнял ее. Она была теплой и живой.
— Не мертвец. Я не знаю, кто ты. Но можно, я с тобой?
— Не знаю… Ты же живой… то есть… не умирал. У тебя же семья… ты что? Ты просто так приходи. Сюда, на пустырь. Я тебе столько всего покажу… И палисадники, и овраги, и переходы в Центр.
— Чего Центр? — обалдело спросил Дима.
— Города. Там знаешь как здорово… Там скверы и такие старые Дворы, они столько помнят! Я тебе все покажу. Ой, я совсем забыла… Я же умею превращаться. Не спрашивай, как это так. Я сама не знаю…
Через две недели Дима и Ирина, облазив весь центр, все окраины, овраги и перелески, рощи и пустыри, гаражи и дворы, увидели из палисадника Диминого отца. А еще через неделю Дима пришел к ручью, где жила Ирина, и сказал:
— Я остаюсь. Я буду помогать тебе хранить наше место. Ничего, что не умирал. Я научусь.
А еще через месяц первая драка стенка на стенку была разогнана Черным Котом, — парнем, похожим на Цоя, появившимся ниоткуда и нагнавшего ужас на обе стороны. Дрался он, как Джеки Чан, и разогнал незадачливых бойцов, как разъяренный кот стаю собак. Говорили, что Черный Кот — оборотень, что он и правда кот, и в кошачьем облике может порвать так, что потом сорок уколов делать замучаешься, но при этом ни в драке, ни как кот — никогда не убивает и не калечит.
Было девять часов вечера. Аленка выскользнула следом за Димой. Она мягко, крадучись шла за ним через весь двор, прячась в тени деревьев. Дима скользил перед ней, иногда пропадая в тени, и казалось, он больше не выйдет оттуда. Он завернул за угол и оказался на пустыре. Зашуршал черный от осенних дождей бурьян, словно подкралась кошка. На границе высокой травы и асфальта появилась фигура лохматой девчонки. Она протянула Диме руку, и тот шагнул за ней в море трав. Оба исчезли в зарослях. Алена стояла на краю пустыря и недоумевала, куда так быстро исчез Дима, даже головы и плеч не видно над травами пустыря. А Черный Кот со своей подругой в это время шел патрулировать свою территорию, как делал каждую ночь двенадцать лет подряд.
