Возвращение. Тьма наступает - [39]

– По крайней мере сейчас она говорит. Пока немного, но нельзя требовать всего и сразу, – Дамон вспомнил, как увидел из своего «порше» с открытым верхом Елену, которая болталась в воздухе, как воздушный шарик. – А эта маленькая рыжая не сказала ни слова, – ворчливо добавил Дамон и пожал плечами. – Без разницы.

– Но почему, Дамон? Почему ты не признаешь, что она тебе небезразлична, по крайней мере, настолько, чтобы ты не дал ей умереть и даже не попытался сделать с ней что-то плохое. Ты ведь знал, что ей нельзя терять ни капли крови…

– Это был эксперимент, – разъяснил Дамон. А теперь эксперимент закончен. Бонни может проснуться или уснуть, может ожить или умереть – но на руках у Стефана, а не у него. Он промок, ему было неуютно, а последний ночной прием пищи произошел слишком давно, и он был голоден и раздражен. У него болел рот. – Передаю ее голову вам, – отрезал он, – и ухожу. Ты, Елена, и этот, Мудд – сможете доделать…

– Дамон, его зовут Мэтт. Это нетрудно запомнить.

– Если не испытываешь к нему ни малейшего интереса, то трудно. В этом окраинном районе много привлекательных женщин, поэтому он для меня – не более чем последний в очереди на ужин.

Стефан с силой ударил в стену. Его кулак пробил старую штукатурку.

– Черт побери, Дамон. Люди к этому не сводятся.

– А я и не прошу у них ничего другого.

– Ты не просишь, Дамон. В этом вся проблема.

– Это был эвфемизм. Скажем иначе: ничего другого я у них не беру. Да, они интересуют меня только в этом смысле. И не надо прыгать, чтобы я поверил, будто здесь есть что-то большее. Нет никакого смысла в том, чтобы искать доказательства откровенному вранью.

Кулак Стефана просвистел в воздухе. Это был левый кулак, и именно с этой стороны Дамон поддерживал голову Бонни, поэтому он не мог изящно увернуться, как сделал бы в обычной ситуации. Бонни без сознания – что, если она наберет полные легкие воды и тут же отбросит копыта? Кто их знает, этих людей, тем более отравленных?

Он сделал иначе – послал максимум защитной энергии к правой стороне подбородка. Он рассчитал, что выдержит удар, даже от Стефана в новой улучшенной версии, и при этом не уронит девушку – пусть даже Стефан сломает ему челюсть.

Кулак Стефана остановился в нескольких миллиметрах от лица Дамона.

Братья смотрели друг на друга. Их разделяло полметра.

Стефан глубоко вдохнул и выдохнул. Потом сел.

– Теперь признаешь?

Дамон был искренне удивлен.

– Что признаю?

– Что они для тебя кое-что значат. По крайней мере ты предпочел получить по челюсти, но не топить Бонни.

Дамон пристально посмотрел на него и расхохотался, не в силах остановиться.

Стефан тоже пристально посмотрел на брата. Потом он закрыл глаза, лицо его перекосила судорога боли, и он отвернулся.

Дамону было чем оправдать свой хохот:

– А ты решил, что для меня что-то з-з-значит какое-то челове-е-е…

– Зачем же ты это сделал? – устало спросил Стефан.

– По при-и-иколу. Я же тебе сказа-а-ал. Чисто по при-и-и-и… – Дамон поперхнулся, нокаутированный нехваткой пищи и столкновением множества противоречивых чувств.

Голова Бонни ушла под воду.

Оба вампира нырнули за ней и столкнулись головами, соприкоснувшись в центре ванны. Оба обалдело отпрянули.

Дамон уже не смеялся. Скорей уж он сражался, как тигр, стараясь вытащить девушку из воды. Стефан делал то же, а, поскольку недавно рефлексы у него обострились, он был близок к победе. Произошло то, о чем Дамон думал примерно час назад, – ни одному из них и в голову не пришло действовать сообща. Каждый пытался достать девушку сам по себе, и оба мешали друг другу.

– С дороги, маленький надоеда, – угрожающе прорычал – едва не прошипел – Дамон.

– Это тебе плевать на нее. Убирайся ты.

Дальше было что-то похожее на гейзер, и Бонни рывком поднялась из воды сама. Она выплюнула полный рот воды и закричала: «Что тут происходит?» – таким голосом, что он мог растопить даже каменное сердце.

Так и произошло. Дамон глядел на свою маленькую мокрую птичку, инстинктивно прижавшую к себе полотенце, с ее огненно-рыжими волосами, прилипшими к голове, и огромными карими глазами, моргавшими между прядями волос, и в его душе поднялось какое-то чувство. Стефан рванулся к двери, чтобы обрадовать остальных. На секунду они остались вдвоем – Дамон и Бонни.

– Отвратительный вкус, – жалобно сказала Бонни, выплевывая еще воду.

– Знаю, – сказал Дамон, пристально глядя на нее.

Новое чувство в душе становилось все сильнее, пока его давление не стало почти невыносимым. Когда Бонни воскликнула: «Но я жива!» – резко переменив настроение на 180 градусов, а ее лицо, имеющее форму сердечка, вдруг засияло от радости, бешеная радость, охватившая Дамона в ответ, опьянила его. Он, и только он вытащил ее, когда она была на грани ледяной гибели. Это он исцелил ее тело, наполненное ядом, это его кровь растворила и уничтожила токсины, его кровь…

А потом это нараставшее чувство взорвалось.

Дамон почувствовал это, едва ли не услышал обычным слухом – словно каменные стенки, окружавшие его сердце, взорвались и отпали.

Внутри него что-то запело, он прижал к себе Бонни, чувствуя сквозь влажный шелк рубашки мокрое полотенце, а сквозь полотенце – хрупкое тело Бонни. Дева, дева, и никакой не ребенок, смутно думал он, что бы там ни было написано на этом идиотском клочке розового нейлона. Он схватил ее так, словно ему нужна была ее кровь, словно они были посреди океана, в котором бушевал ураган, и отпустить ее значило потерять навсегда.