— Дорогой дневник, — прошептала Елена, — это обидно. Я оставила тебя в багажнике «ягуара», а сейчас два часа ночи.
Она ткнула пальцем в подол ночной рубашки, как будто ставила точку, и прошептала еще тише, прижав лоб к оконному стеклу:
— И мне страшно выйти на улицу, в темноту — за тобой. Я боюсь!
Она поставила еще одну точку и неохотно включила диктофон мобильного телефона, чувствуя, как по щекам текут слезы. Глупо было расходовать заряд батареи, но она ничего не могла с собой поделать. Она нуждалась в этом.
— Итак, это я, — тихо сказала она, — сижу на заднем сиденье машины. Это должна была быть моя сегодняшняя, запись в дневнике. Кстати, мы установили для этой поездки такое правило: я сплю на заднем сиденье, а Мэтту и Дамону остается все пространство снаружи машины. Сейчас так темно, что я не вижу Мэтта. Но я схожу с ума, плачу и чувствую себя одинокой и так скучаю по Стефану…
Нам надо избавиться от «ягуара», он слишком большой, слишком красный и слишком приметный для тех, кто стремится остаться незамеченным, — ведь в конце нашего пути мы надеемся освободить Стефана. После продажи машины самым ценным, что у меня есть, останется подвеска с лазуритом и бриллиантами, которую Стефан подарил мне за день до того, как исчез. За день до того… как Стефан обманул нас и пропал, воображая, что он сможет стать обычным человеком. А теперь…
Как мне перестать думать о том, что они могут с ним сделать, а может быть, и делают в эту самую секунду, кто бы ни были эти «они»? Возможно, кицунэ, лисы-оборотни из тюрьмы Ши но Ши.
Елена остановилась и вытерла нос рукавом ночной рубашки.
— Как я вообще попала о такую ситуацию? — Она потрясла головой и ткнула спинку сиденья кулаком. — Если я смогу это понять, я составлю план А. Мне всегда принадлежит план А. А у моих друзей всегда есть планы В и С, и они всегда приходят мне на помощь. — Елена прикрыла глаза, вспоминая Бонни и Мередит. — Но сейчас я боюсь, что могу никогда больше их не увидеть. И я боюсь за весь город Феллс-Черч.
Какое-то время она сидела, положив сжатые кулаки на колени. Голосок внутри нее уговаривал: «Кончай ныть и подумай. Подумай. Начни сначала».
Сначала? С чего все началось? Со Стефана?
Нет, она жила в Феллс-Черч задолго до его появления.
Медленно, почти мечтательно, она проговорила в трубку:
— Прежде всего: кто я? Я Елена Гилберт, мне восемнадцать лет, — и добавила еще медленнее: — И мне не кажется, что будет тщеславным сказать, что я красива. Чтобы не знать этого, мне пришлось бы никогда не смотреться в зеркало и не слышать комплиментов. Моей заслуги тут нет, я просто получила внешность от мамы и папы.
Как я выгляжу? У меня светлые волосы, волнами спадающие ниже плеч, и синие глаза — некоторые говорят, что они похожи на лазурит: темно-голубые с золотыми искрами, — она издала короткий смешок. — Может быть, поэтому меня и любят вампиры.
Потом она сжала губы и серьезно проговорила, глядя в беспросветную темноту:
— Многие парни называли меня самой прелестной девушкой в мире. И я играла ими. Я просто их использовала — ради популярности, ради развлечений, ради чего-то еще. Я честна сейчас. Я считала их игрушками или трофеями. — Она сделала паузу. — Но было и что-то еще. Что-то, чего я ждала всю жизнь, но не знала, что это. Я чувствовала, что как будто ищу нечто, чего нельзя найти в этих мальчиках. Никакие интриги и игры с ними не трогали меня, мое сердце… пока не появился совершенно особенный парень. — Она сглотнула и повторила еще раз: — Совершенно особенный парень. Его звали Стефан. И он оказался не тем, кем выглядел, не обычным — правда, эффектным — старшеклассником с копной темных волос и изумрудно-зелеными глазами. Стефан Сальваторе оказался вампиром. Настоящим вампиром.
Елене пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы выдавить из себя следующие слова:
— И его великолепный старший брат Дамой — тоже.
Она покусала губы и добавила после долгой паузы:
— Полюбила бы я Стефана, если бы с самого начала знала, что он вампир? Да! Да! Да! Я бы влюбилась в него, несмотря ни на что. Но вышло по-другому — и я стала другой. — Елена обвела пальцем узор на своей ночной рубашке. — Вампиры, когда любят, обмениваются кровью. Проблема в том… что я разделила кровь и с Дамоном. Не то чтобы добровольно. Просто он был рядом постоянно, днем и ночью.
Она вздохнула:
— Дамон говорил, что хочет сделать меня вампиром и своей принцессой ночи. При этом он имел в виду, что хочет целиком и полностью обладать мною. Но я ни в чем не доверяю Дамону, разве что он даст слово. У него есть одна причуда: он никогда не нарушает слово.
Губы Елены изогнула странная усмешка, но она говорила ровно и быстро, почти забыв про мобильный телефон:
— Девушка, у которой роман с двумя вампирами… понятно, что без проблем ей не обойтись. Может быть, я даже заслужила то, что получила.
Я умерла.
Не так «умерла», как при остановке сердца, когда его запускают заново, и ты рассказываешь, что видел свет в конце тоннеля. Я ушла в этот свет.
Я умерла.
И когда я вернулась — какой сюрприз! Я стала вампиром.
Дамон был… пожалуй, добр ко мне, когда я впервые проснулась вампиром. Может быть, это потому, что у меня еще были какие-то… чувства к нему. Он не воспользовался моей слабостью, когда мог это сделать.
