Возвращение - [61]

Словно прочитав мои мысли, Гордон протянул мне пробку от шампанского и сказал:

— Это для твоего волшебного ларца…

Я с улыбкой подставила ладонь, но он тут же отдернул руку, что-то написал на пробке и тогда уже вручил ее мне. Там стояла дата. Только дата, больше ничего.

— Не будем заставлять твоих взрослых детей ломать голову над кучей незнакомых инициалов, — грустно сказал Гордон, и я знала, что он имеет в виду.

— Когда ты уезжаешь в Европу?

— Примерно через месяц.

— Что об этом думает Грег? Ты говорил с ним?

— Да, вчера я звонил ему. Знаешь что, Джиллиан, это произвело на него впечатление. Похоже, сын впервые в жизни одобрил мой поступок. Я «отрекся» от материализма, за который он презирал меня, и сделал то, что ему близко и понятно. Грег обещал приехать летом в гости. Думаю, он сдержит слово.

— Конечно, сдержит. Я его понимаю. Я бы и сама не отказалась провести лето на юге Франции.

— Покинув ради этого солнечную Калифорнию? Я попыталась улыбнуться и долго-долго смотрела на него.

— Гордон, ты напишешь мне?

— Может быть. Хотя я не мастер писать письма. Да и Крису это едва ли понравится. Но я сообщу тебе, где нахожусь. — Он пытался принять новые правила игры.

— Крису наплевать. Пришли мне весточку… Пожалуйста…

Сомневаюсь. Он не дурак и не испытывает ко мне нежных чувств. Уж это-то я знаю. И не осуждаю его. На его месте я бы тоже их не испытывал. Джиллиан, не стоит давать ему повода причинить тебе боль. — Я безмолвно кивнула, и он второй раз наполнил бокалы, опорожнив бутылку «Луи Редерер» 1956 года, шампанское Шарля де Голля. И Гордона Харта.

Мы выпили вино и молча смотрели в огонь, думая каждый о своем. Мы были такими воспитанными, так умели держать себя в руках и о столь многом переговорили раньше, что теперь слов не требовалось. Достаточно было взглядов. И я знала, что расставание с Гордоном будет одной из самых горестных страниц в моей жизни. Последнее мгновение… Самый последний взгляд… Однажды я уже прошла через это. С Крисом. Нынешнее расставание ничуть не легче.

Я повернулась к сидевшему рядом Гордону. Его точеное лицо было повернуто в профиль, борода выдавалась вперед, глаза были закрыты… Вдруг его рука дернулась, и бокал полетел в огонь. Раздался звон бьющегося стекла. Я знала, что означал этот жест. Разбитый бокал. Разбитая жизнь. Все кончено.

Гордон безмолвно встал, подал мне пальто, и мы медленно пошли к дверям.

По пути в отель мы сидели молча, держались за руки и смотрели на пролетающий мимо город. Вдоль тротуаров еще лежали остатки начинавшего темнеть снега.

Машина остановилась у отеля, и Гордон хотел было встать, но шофер уже открыл мне дверь.

— Нет, не выходи. Пожалуйста, — хрипло попросила я. Гордон обнял меня и поцеловал в макушку. Я запрокинула голову, и мы поцеловались. Из-под плотно сжатых век сочились слезы и скатывались от уголков к вискам. Потом я открыла глаза и увидела, что Гордон тоже плачет…

— Я люблю тебя, Гордон…

— До свидания, родная. Я буду думать о тебе.

Я выскользнула из машины и не оглядываясь побежала к вращающейся двери. До свидания… до свидания… аи revoir[17], не adieu[18]…

Какой смысл мечтать о том, что могло бы быть у нас с Гордоном? Я выбрала Криса. Лифт вез меня наверх, а я крепко закрыла глаза и неслышно шептала:

— Я люблю Криса… Я люблю Криса… Я люблю…

Глава 29

Полет в Калифорнию прошел спокойно, но немного странно. Я чувствовала себя заключенной в кокон — место, где можно укрыться от всех и подумать. Мне предоставили пять часов, чтобы полностью отрешиться от мира Гордона и вновь вступить в мир Криса, и я была благодарна провидению, подарившему мне немного времени, чтобы побыть наедине с собой. Страшновато, если такая метаморфоза происходит на глазах у людей…

Сердце болезненно сжалось, когда самолет взмыл над нью-йоркскими небоскребами и места, которые так много значили для меня в последние месяцы, начали стремительно уменьшаться. Но стоило нам соскользнуть по противоположному концу радуги и закружиться над полуостровом, приближаясь к Сан-Франциско, как во мне стало расти возбуждение. Я возвращалась к Крису… к Крису… к Крису!

Я посмотрела на Сэм и сжала ее руку. Наконец-то мы дома. Аллилуйя, малышка!

Самолет прибыл вовремя. В аэропорту нас встречал Крис, и при виде его что-то вспыхнуло у меня внутри. Эта мальчишеская улыбка предназначалась только мне. Мы поглядели друг другу в глаза и поняли, что правы. Нью-Йорк, Гордон, Джулия Вейнтрауб остались за миллион миль отсюда, на другой планете.

— У тебя усталый вид. Трудный был полет?

— Наоборот, легкий. Трудной была предыдущая неделя. Пришлось провернуть уйму дел. — Если бы во всем была виновата только работа…

Мы взяли чемоданы и расположились в автобусе «Фольксваген», который Крис одолжил у приятеля. Я ожидала, что Саманта вот-вот начнет рассказывать о «Роллс-Ройсе», и затаила дыхание. Но она не произнесла ни слова. В один прекрасный день — скажем, месяца через два — все это так или иначе выплывет наружу, и случится это в самый неожиданный момент. Но тогда это уже не будет иметь никакого значения.

Мы въехали в город, и я осмотрелась по сторонам, испытывая невероятное чувство облегчения. Боже, я здесь… Наконец-то! Сан-Франциско всегда заставлял меня затаить дыхание и пережить ощущение птицы, готовой устремиться в полет. Мне хотелось объехать весь город и увидеть любимые места, но разве от Криса такого дождешься? Его никогда не интересовали мои желания. Поэтому мы поехали прямо домой, бросили чемоданы посреди гостиной, и я прямиком устремилась к холодильнику. Там было пусто… Добро пожаловать домой! Две початые бутылки газированной воды, три кокоса, заплесневелый лимон и горшочек с арахисовым маслом, к которому скорее всего не прикасались с самого июля.