Возвращение: Стихотворения - [15]

Мой покинутый маленький сын.

(1922)

«Пропитаны кровью и жёлчью…»

Пропитаны кровью и жёлчью

Наша жизнь и наши дела.

Ненасытное сердце волчье

Нам судьба роковая дала.

Разрываем зубами, когтями,

Убиваем мать и отца.

Не швыряем в ближнего камень —

Пробиваем пулей сердца.

А! Об этом думать не надо?

Не надо — ну так изволь:

Подай мне всеобщую радость

На блюде, как хлеб и соль.

1925

«Под какой приютиться мне крышей?..»

Под какой приютиться мне крышей?

Я блуждаю в миру налегке,

Дочь приволжских крестьян, изменивших

Бунтовщице, родимой реке.

Прокляла до седьмого колена

Оскорбленная Волга мой род,

Оттого-то лихая измена

По пятам за мною бредет.

Оттого наперед я не верю

Ни возлюбленным, ни друзьям.

Ни числом, ни мерой потери

Сосчитать и смерить нельзя.

Я пою и танцую в капризе

Непогодном, приволжском, злом.

Синеглазый, мой новый кризис,

Ты обрек мою душу на слом.

Я темнею широкой бурей,

Пароходик ума потонул.

Мне по сердцу, крестьянской дуре,

Непонятный тебе разгул.

Ты сродни кондотьерам-пиратам,

Ты — мудреная простота.

Флорентийский свет трудновато

С Костромою моей сочетать.

(1926)

Ненависть к другу

Болен всепрощающим недугом

Человеческий усталый род.

Эта книга — раскаленный уголь,

Каждый обожжется, кто прочтет.

Больше, чем с врагом, бороться с другом

Исторический велит закон.

Тот преступник, кто любви недугом

В наши дни чрезмерно отягчен.

Он идет запутанной дорогой

И от солнца прячется, как вор.

Ведь любовь прощает слишком много:

И отступничество, и позор.

Наша цель пусть будет нам дороже

Матерей, и братьев, и отцов.

Ведь придется выстрелить, быть может,

В самое любимое лицо.

Не легка за правый суд расплата, —

Леденеют сердце и уста.

Нежности могучей и проклятой

Нас обременяет тягота.

Ненависть ясна и откровенна,

Ненависть направлена к врагу,

Но любовь прощает все измены,

Но любовь — мучительный недуг.

Эта книжка — раскаленный уголь

/Видишь грудь отверстую мою?/.

Мы во имя шлем на плаху друга,

Истребляем дом свой и семью.

1927

Песня

Сердце гордостью пытала я,

Не стерпела — воротилась.

Может, вспомнишь ты бывалое,

Переменишь гнев на милость.

Горе около похаживало

И постукивало в окна мне.

Ты прости, что накуражено,

Обними, чтоб сердце ёкнуло.

Позабудь мою похмельную

И нерадостную злобушку.

Вся, как ласточка, прострелена

Я тобой, моя зазнобушка.

Буду рада повиниться я

В самом тяжком и неслыханном,

Лишь бы яркою зарницею

Дорогое око вспыхнуло.

Лишь бы руки твои смуглые

Целовала и бледнела я,

А они бы, словно уголья,

Жгли мне пальцы онемелые.

(1928)

Обреченная

Холодным ветром веет

Из властных серых глаз.

Не смею, не посмею

Ни после, ни сейчас.

Не сделать мне ни шагу

На страшное крыльцо.

Белеет, как бумага,

Влюбленное лицо.

Я знаю, виновата,

И страшною виной.

Жених сосновый свата

Вчера прислал за мной.

Встречала, угощала.

Ушел — и сыт, и пьян.

Хлестнуло кровью алой

Из уст моих в стакан.

Наверно, так и надо,

В последний раз грешу,

Холодным ветром взгляда

В последний раз дышу.

Хоть раз бы поглядели

Вы с лаской на меня.

Считаю я недели

До гибельного дня.

(1928)

Ветхий завет

Поэты прежние грезили,

Мы, как бомбы, взрываем года.

Разве песни мои — поэзия?

В них смерть, мятеж и беда.

Сумасшедший, ты смотришь с хохотом:

Какая забавная игра!

Земля разверзается с грохотом

До пламенного ядра.

Своей ли звериной жаждой

Разрываю я нервы строф?

О, сколько в сердцах у каждого

Стихийных прошло катастроф.

Разве это романсы жгучие

И страстей декадентских бред?

Раздавили силы могучие

Наш любимый ветхий завет.

Откройте себя, не пугаясь,

Загляните на самое дно,

И поймете, что я не другая,

А такая, как вы, всё равно.

В испытаниях будьте тверже, —

К старым чувствам возврата нет.

Пусть и в песнях будет повержен

Погибающий ветхий завет.

Отреклись от Христа и Венеры,

Но иного взамен не нашли.

Мы, упрямые инженеры

Новой нежности, новой земли.

(1928)

Последний козырь

Я знавала сухие слезы:

Влаги нет, а глаза в огне.

Я бросаю последний козырь —

Иль подняться, иль сгинуть мне.

Слишком много сыграно партий —

Вечный проигрыш, вечный позор.

Я склоняюсь к последней карте.

Как преступник под острый топор.

Отойдите, друзья. С неизвестным

Я останусь с глазу на глаз.

Нужно силы последние взвесить

В этот мне предназначенный час.

Нужно выпить черную чашу.

Пусть я буду, как прежде, одна.

Запоздалая помощь ваша

Бесполезна и ненужна.

Вы — счастливцы, избравшие прозу.

Страшен песен слепой произвол.

Я бросаю последний козырь

На проклятый зеленый стол.

1928

«Какая злая лень…»

Какая злая лень,

И сердце чуть звучит.

Потонет каждый день

В нахлынувшей ночи.

И хлынет мне в глаза

Предсмертной ночи муть,

И нечего сказать,

И некого вернуть.

Смертельный холод лют,

Удушлив темный смрад.

О, если б Страшный Суд!

О, если б мрачный ад!

Нахлынет и несет

Неведомо куда,

И в посиневший рот

Вливается вода.

Забудь! О всём забудь!

Да будет персть легка.

Уж раздавила грудь

Предсмертная тоска.

1929

«За чертовой обеднею…»

За чертовой обеднею,

В адском кругу

Жалкую, последнюю

Берегу.

Кругом темнота всё гуще,

Мир слеп.

Это мой хлеб насущный,

Хлеб.

Кусок нищему дорог,

Как матери детское имя.

Быть может, придет ворог

И это отнимет.

Кроткая, некрасивая, милая,

Ты над пропастью хрупкий мост,

Ты последняя кровь в моих жилах,

Последняя неугасимая из звезд.

Израненный, с перебитым хребтом,

Затравленный зверь,