Возвращение - [86]

— Один момент.

Стив Уолтон, на которого мы не сразу обратили внимание, вытащил пистолет, поднял руку и выстрелил вверх. Когда мы обернулись к нему, он сунул пистолет в кобуру под мышкой и обвел нас оловянным взглядом.

— Мы разочарованы. Мы разрешили вам здесь остаться, хотя вам здесь делать нечего. Мы разделили с вами нашу еду. А вы что делаете? Вон тот, — он показал на Джонатана, — обращается с нами, будто мы таксисты, которые за деньги отвезут его туда, куда он пожелает. Эти трое хотели нас обокрасть. Ты, — он повернулся к Рональду, — действуешь мне на нервы своими разговорами о разумном компромиссе. Мы хотим от вас только благодарности и дружелюбия. — Он повысил голос. — Благодарности и дружелюбия, а также извинения за ваше прежнее поведение. Вам ясно, что я хочу услышать от вас завтра? — Он остановился передо мной. — Ясно?

Я медлил с ответом, и он толкнул меня так, что я оказался припертым к стене спиной. Он встал прямо передо мной, почти касаясь меня своим лицом, так что я почувствовал его дыхание, мне стало страшно.

— Ясно?

— Да, ясно.

Он подошел по очереди к каждому из нас и все ответили: «Да».

Потом он вместе с парнями ушел в салон. Мы молча разошлись по комнатам. Джейн и я разделись, насухо вытерли друг друга, смущаясь оттого, что наша нагота не пробуждает в нас никакого желания. В постели она сказала:

— Мы здесь всего две ночи, а кажется, что целую вечность.

Я хотел сказать ей «да», но у меня больше не поворачивался язык, чтобы произнести это слово. Мною по-прежнему владел страх — не страх перед чем-то, а страх как некое физическое состояние.

— Что будет завтра?

— Снег идет все сильнее, я боюсь, что нам завтра не уйти. Они не пустят нас в салон, надо попытаться перенести печку из сарая в библиотеку.

— Мы должны извиниться перед ними.

— Нужно, чтобы они снова поделились с нами едой.

Через какое-то время Джейн сказала:

— Они ведь даже не сказали, зачем они сюда приехали.

15

Они сообщили нам об этом на следующий день. Они намеревались поохотиться. Когда в десять часов перестал идти снег, они упаковали припасы в рюкзаки и опробовали на террасе свои ружья, а когда в половине одиннадцатого сквозь облака проглянуло солнце, они отправились на охоту, Марк пошел с ними.

— Пора, — сказала Памела.

— Куда нам пора? У джипа заблокировано рулевое управление.

— Тогда мы приготовим им ловушку. Мы пропилим дыру в полу холла. А может, у кого-нибудь есть с собой снотворное? Можно подсыпать им в еду. Или забаррикадируемся где-нибудь, заберем с собой все припасы, и им придется вступить с нами в переговоры.

Однако припасов в кухне больше не было. Номер главного был закрыт, и нам не удалось ни сломать дверь, ни залезть в него через балкон.

— Откуда у них ключи?

Грег сказал:

— Идите за мной.

И мы пошли за ним к джипу.

Рулевое колесо было заблокировано железной штангой, но дверцы не были заперты. Грег открыл правую дверцу и показал на кожаную папку, которая лежала на полу перед сиденьем водителя.

— Это ведь… Я сегодня ночью не очень присматривался к ней, но вам она не напоминает…

Памела открыла папку, там были две книги, пачка бумаги, календарь. Она полистала календарь.

— Да, это вещи де Баура.

— Что все это значит?

— Я не знаю. — Памела положила папку на место. — Но мне это все не нравится.

— Неужели ты думаешь…

Рональд не договорил до конца, и никто из нас не осмелился сказать вслух о том, чего мы боялись. Мы установили печку, вывели трубу через форточку, принесли дрова в библиотеку и затопили. Иногда до нас доносились звуки выстрелов. Если получится, мы завтра отправимся в путь, а сегодня нам надо извиниться. Кто будет извиняться за всех? Мы бросили жребий, я обошел всех с ведерком для шампанского, который я взял из бара, и жребий вытянула Кэтрин.

— Я это сделаю. Однако мне не кажется, что они удовлетворятся извинениями женщины.

Памела взглянула на меня:

— Это сделаешь ты.

— Мы бросили жребий, он выпал Кэтрин, пусть она попытается. Если не получится, посмотрим, что дальше делать.

— Зачем рисковать, если можно избежать риска? Извиниться должен ты, а еще лучше, если вы сделаете это вдвоем.

— Я не стану. Зачем мы тогда тянули жребий…

— Ты это уже говорил. Мы тянули жребий, потому что не знали другого выхода. Потому что толком не подумали, а теперь подумали и знаем, как нам поступить.

Памела была права. Я это знал, но не хотел уступать. Я не хотел извиняться за то, в чем не был виноват. Когда мы тянули жребий, я вспомнил, как наша соседка пожаловалась на меня матери, что я будто бы обозвал ее «зассыхой», и мама заставила меня извиниться перед соседкой. Я был маленький, я еще никогда не произносил такого ругательного слова и даже не слышал его прежде ни разу. После того как я извинился, у меня было очень гадко на душе оттого, что я не мог этого понять. Только повзрослев, я понял, что принес в жертву свое достоинство, чтобы не ссориться с матерью, что все ритуалы, связанные с самокритикой, с их фальшивыми обвинениями и фальшивыми извинениями, направлены на эту цель и что такая жертва убивает самоуважение. Нет, я не предам себя. Я не стану извиняться. Пусть Кэтрин попытается, а если не получится, то посмотрим.