Возвращение - [85]

— Соль — не грязная, — сказал он невольно громко.

Кто-то из прохожих, проходя мимо, задел его и, должно быть, услышал сказанное. Кёго посмотрел на него и затем схватил его за руку с непревзойдённой радостью выпившего человека.

— Ты?..

— Да, я. — Глаза другого сверкнули. — Как ты?

— Я в порядке! А в порядке ли ты, вот в чём вопрос. Как поживаешь?

Его тон был переполнен привязанностью, и он схватил Усиги за руку. С кем ещё в Японии он мог говорить откровенно, как ни с этим потерпевшим поражение в войне солдатом.

— Как твоя жена?

— Жалуется, но ещё жива, — ответил Усиги свойственным ему тоном.

— Между прочим, я должен сказать тебе, что последовал твоему совету и нашёл себе работу.

— Великолепно! — вскрикнул Кёго и потряс руку Усиги, которую всё ещё держал в своей. — Я рад. Это правильный шаг.

— Я не знаю, правильный или нет, но…

— А где?

— Компания по производству мыла. — На лице Усиги появилась улыбка. — Глава отдела доставки, так они называют меня. Глава — это преувеличение. Каждый день я контролирую погрузку мыла на грузовики и их отправку. Мне стыдно получать деньги, которые они мне платят.

— Почему же это?

— Ты спрашиваешь, почему? Ты разве не видел этих репатриированных, которых они почти голыми привозят в Японию? У них нет ни работы, ни жилья и им некуда податься. В то время как я, ну ты знаешь…

— Не говори так! — Кёго прервал его. — Ты тоже имеешь право на жизнь. Давай выпьем. Где-нибудь выпьем по рюмочке. Ты приезжаешь на работу из Камакура?

— Да. Компания находится недалеко отсюда.

Кёго чувствовал, как у него теплеет на сердце.

— Компания по производству мыла. Надо же!

— Они взяли меня на работу из милости подобно тому, как подбирают трупы на улице.

— Нет, это неправда. Они взяли тебя, потому что знали, какую бы работу они тебе ни поручили, ты выполнишь её честно. Откровенный, открытый, серьёзный человек, вот кто ты. Человек с твоими качествами в наши дни является редким и ценным товаром. И нет ничего плохого в том, что Тосисада Усиги занимается мылом.

Морщины углубились на лице Усиги и смягчили его жёсткость. В поношенном костюме и фетровой шляпе он мало что сохранил от своего прежнего достоинства, и только его осанка, прямая, как всегда, напоминала о его прошлом.

— Я не знаю Токио. Куда мы пойдём?

— Не спрашивай меня. Я сам никогда не знал Токио и со временем знаю его всё меньше.

Усиги горько усмехнулся.

— Иногда кажется, что я иду по иностранному городу.

— Что касается меня, то в иностранном городе я чувствую себя более спокойно, — с глубоким чувством сказал Кёго. — Здесь, куда бы я ни пошёл, всегда на кого-нибудь натыкаюсь.

— В последнее время я часто вижу во сне, что я снова в море на корабле. Хочу попытаться ещё раз выйти в море.

Усиги рассмеялся, но в его голосе чувствовалось смирение с судьбой. Сейчас он выглядел как совершенно обычный старый человек, и даже его гордость уже не выглядела такой несгибаемой, как прежде.

— Мыло. Ты не знаешь, что это такое. Ты видишь кусок в ванной и не задумываешься об этом. Но когда ты должен сидеть и смотреть на склад, полный мыла, оно начинает действовать тебе на нервы, пока у тебя не возникает желания, чтобы его вообще не было.

Он рассмеялся.

— Я думаю, что большое количество чего бы то ни было может воздействовать подобным же образом. Ты забываешь, что это даёт тебе средства к жизни.

— Так что ты видишь море в мыльных пузырях. Что ж, в этом нет ничего плохого. Важно, что закончилось твоё увлечение смертью и ты окончательно вылечился от войны. Это то, что тебе было необходимо.

— Да. Сейчас я хочу жить и как можно дольше, и наблюдать, что происходит в мире… Самое печальное — это видеть, как предают суду людей, которых я раньше знал. Но я изменился. Я видел, чем заканчивались эти суды, и мне было безразлично. Я был потрясён своим равнодушием. Это поразительно, но я даже хотел побывать на некоторых заседаниях суда. Я чувствую, что во мне тоже есть что-то, что требует скальпеля, и этого нельзя избежать. Я молюсь за то, чтобы Япония вылечилась благодаря этому хирургическому вмешательству. Было бы глупо говорить сейчас, что японцы до войны не смогли что-то разрешить своими руками. Мы пришли к этому и сейчас должны, не брыкаясь, лечь на операционный стол. Я не специалист в китайской поэзии, но помню изречение поэта Тао Юань Минг: «С заходом солнца прекращаются мириады бесцельных движений!» «Бесцельные движения» — это правильное выражение. Это как раз то, что представляла собой Япония. Она никогда не могла найти себя.

Кёго был рад, что его упрямый друг настолько освободился от жёстких оков, что мог позволить себе критические высказывания. Но он не со всем был согласен.

— Но послушай, Усиги. Япония всё ещё вовлечена в бесцельные движения. Государство мертво, но бесцельные движения не прекратились. Ты знаешь кого-нибудь в Японии, кто живёт в соответствии со своими твёрдыми убеждениями?

У него всплыло в памяти лицо Тацудзо Оки с его большими очками.

— Япония маленькая страна. А народ — он беден, так ужасно беден, что ему не до того, чтобы о чём-нибудь мечтать. Японцы могут только набраться мужества, чтобы выпрашивать пищу. Какой стыд.