Возвращение любви - [21]

— Какой ты, Валерка! Ну, зачем тебе это?

— Что «это»?

— Выяснять отношения. Тебе мало, что я говорю: люблю тебя?

— Много говорит тот, кто врет. Как правители наши.

Елена поднялась, накинула халат и вышла на улицу. Мать возвращалась из стайки, неся в подойнике свежее молоко.

— Мам, а мам? — дотронулась до ее локтя Елена.

— Что, доченька?

— Хочу по морошку сходить.

— Тетку Настю кликни, она места знает.

— Нет, с Валерием пойду.

— Прогуляйтесь, доченька.

Мать пристально смотрела на нее.

— Ну, что? — спросила Елена.

— Поссорились?

— С чего ты взяла?

— Я же, доченька, вижу. Ты у меня никогда не умела скрывать, что на душе.

— Ничего, мама, все уладится.

Мать прошла в избу. А тут, незваная, бежит тетка Настя.

— Моя ты милая, — запела сладко. — Моя ты хорошая. Забыла ты, что такое деревня. Тут языки…

— Что языки?

— Болтают, слушать тошно. До мужа бы не дошло.

— Что можно болтать про меня?

— Что вы с Петром…

— Тетя Настя!

— Целыми днями, мол, вместе. И все смеются.

— Мы же на глазах у всех.

— Ты уж будь осторожнее. Замок на языки эти не повесишь. Одна Дарья чего стоит!

…После завтрака Елена и Валерий переправились на лодке через Сыню и углубились в тайгу. Елена еще не забыла ягодные места и повела мужа на дальние пальники, то есть выгоревшие от лесного пожара места, сухие и солнечные.

Но ягод собирать не пришлось. Валерий долго шел молча, потом остановился.

— Надеюсь, нас уже не слышат? — насмешливо спросил он.

— Что тебя мучает?

Он начал издалека. Мол, в их отношениях многое изменилось с тех пор, как он ушел в отставку:

— Кто я теперь? Безработный, выброшенный за борт человек. Чего со мной считаться? Ни на что не годен. Вот ты и…

— Что я? Что?

— Тогдашняя встреча с Зотовым не случайна. Чем больше думаю, тем яснее становится.

— Ну, говори, говори… Значит, у нас с ним любовная связь? Говори, не стесняйся. Чего уж там?

— Я только теперь понял, почему ты против того, чтобы уехать из Ярославля.

— Полюбовника потеряю! Конечно! Как можно!

— Хватит издеваться! Я не слепой. Тут этот Петр… Смотришь на него, как на икону. Еще бы! Умный, грамотный, мне не чета.

— Может, я и с Петром того?.. А? Говори.

— Знаю я вас, женщин!

И он, все больше распаляя себя, стал говорить гадости. Обвинял Елену во всех смертных грехах. Она слушала, побледнев, растерявшись. Он был жалок. И это больше всего убивало ее. Она могла бы терпеть его любым, только не жалким. Он будто спятил от ревности, руки дрожали, лицо перекосилось, голос стал визгливым. Снова и снова повторял, что она предала его, потому что он в отставке. Она цепляется за каждого мужика и пошла бы за любым, только помани, только посули ей достаток. Они, женщины, все такие, продажные…

— Вот что, голубчик! — не выдержала Елена. — Я не могу больше тебя слушать. Остынь немного.

Елена быстро пошла прочь от него и вскоре скрылась за деревьями. Слезы душили ее. Никогда и никто не унижал ее так, как это посмел сделать Валерий. Но еще больше сам унизился в ее глазах.

Вышла к охотничьей избушке, стоявшей у прозрачного ручья. Много лет назад срубил ее дед Прохор. Уже и самого нет, а избушка только почернела да чуть-чуть осела в землю.

Дверь из толстых плах открылась, жалобно проскрипев, и впустила Елену в тесное пространство с одним окошком. Половину избушки занимали нары из грубых лесин, словно рассчитанные на слона. Сам дед Прохор был малорослым, поджарым, но почему-то любил все прочное, громоздкое.

В углу был очаг, сложенный из камней и глины. На припечке лежали сухие дрова и спички. Елена первым делом развела огонь — прогнать нежилой дух. Загляделась на языки пламени, забылась.

Она не опасалась, что Валерий может заблудиться в тайге. Тут хочешь не хочешь, а выйдешь к этой избушке или к реке. К избушке ручей приведет. Он берет начало в болотах, но туда Валерий не полезет, не такой уж неопытный. Река укажет дорогу к дому.

Думала о муже, и прежняя острая обида спадала. Трудно ему, тяжело на душе. Это она должна понимать. Очень скверно получилось, что завел он этот ненужный разговор, но не век же теперь держать на него зло. Надо простить, постепенно одумается, придет в себя.

Вскоре Елена совсем успокоилась, и ей даже пришло в голову прибрать в домике, мхом застелить лежак и провести тут с Валерием несколько дней. Это же так славно! Одни в лесу, никто не мешает, спокойно обо всем поговорят. Его надо успокоить, и все будет по-прежнему.

Провозилась часа два, пока надергала и натаскала мха, цветы поставила в банке, подмела, почистила, навела уют. Валерии уже должен был прийти. Или еще не остыл и хочет досадить ей? Пусть погуляет: проголодается — придет. А она пока наведается домой, возьмет еды. Но он может прийти без нее. Надо подождать. Прилегла на топчан, на пышный мох, и не заметила, как уснула. Вскочила в полночь. В окошко заглядывала огромная луна. Валерия не было. Может, вышел к реке, где они оставили лодку? Но не мог же поплыть домой без нее!

Елена побежала в лес. Долго кричала, дойдя до того места, где оставила Валерия. Тот не отзывался.

Уже под утро спустилась к лодке — та оказалась на месте. Взяла спрятанные в кустах весла и поплыла на другой берег.