Возвращение любви - [20]

— Ой, нынешним что замужняя, что незамужняя.

— Что ты хочешь сказать?

— А ничего, дорогая подруга, ничего.

И пошла бабка своей дорогой, заронив подозрение. Разговорам только возникнуть, а уж тянуться они будут бесконечно, потому что каждая женщина найдет, что прибавить. Что она, хуже других? Что она, не имеет своего соображения?..

— Да сговорились они встретиться. Вот что я вам скажу.

Стоит в очереди этакая прозорливая ведьма и вздыхает:

— Куда муж-то смотрит!

Естественно, и до мужа дошло.

— Проворонишь то бабу-то свою, — сказала та же Дарья.

Она с мостков полоскала белье, а Валерий и Афанасий как раз причалили.

— Это кто проворонит? — спросил Афанасий. — Если мою уведут, так я поеду в Салехард и свечку в церкви поставлю.

— О тебе в Москве в лапоть звонят.

— Бабушка, — сказал Валерий. — У вас нет других забот?

— Мне что? Мне за народ стыдно.

— За какой еще народ? — строго спросил Афанасий.

— А за весь. Прежде такого не было.

И пошла, да такая гордая, будто, кроме нее, никто и не знает правды. Афанасий посмотрел вслед и плюнул.

— Завтра, видать, не поедем, — бросил он. — Мотор надо перебрать. — Что-то ревет больно.

— Так у свата есть, — подсказал Валерий.

— Чужое и есть чужое. Сломается — потом отвечай.

Хитрил Афанасий. Мотор был в полном порядке. Но и у него закралось сомнение — действительно, мужик днями-ночами пропадает на реке, а ухажер вьется вокруг его жены.

Валерий забросил на плечо мешок с рыбой — его доля — и, ничего не сказав, стал подниматься на крутой берег.

Навстречу шли Елена и Петр.

— А мы тебя встречать, — сказала Елена.

Валерий поздоровался с Петром и продолжал путь.

— Я скоро приду, — сказала Елена.

Что-то ей не нравилось в поведении Валерия, и она решила не откладывая поговорить с Петром.

— Вот что, Петр…

Он улыбнулся и легонько коснулся ее плеча.

— Знаю, что скажешь. Не беспокойся. Если хочешь, я завтра уеду.

— Значит, это правда?

— Милая кузина, ты всегда отличалась тем, что была великой придумщицей. Не мути свою душу.

— Значит?..

Он смотрел вдаль, на противоположный берег, где до горизонта тянулась тайга.

— Какое безлюдье, — сказал он. — Какое безлюдье, — повторил и улыбнулся. — Смешная моя кузина. Великое открытие она сделала. Да, конечно, я люблю тебя. Разве ты не знала об этом раньше? И разве раньше тебя это тревожило? О чем мы говорим? Беги к мужу, Еленушка, покорми и утешь.

— Прости меня, Петр.

— За что?

— За все.

— Мне жаль, если я чем-нибудь огорчил тебя.

— Да нет, нет. Ты тут совершенно не виноват. Это я…

— Девочка моя…

— Какая девочка? Старая карга.

— Однажды я нашел в лесу девочку…

Елена встревожено вскинула на него глаза.

— Я проснулся ночью, потому что примерещилось: в лесу спит девочка. И пошел. Мне будто кто-то подсказывал, куда идти. И я увидел спящую девочку. Взял ее на руки и понес. Принес, уложил на крыльце ее избы и пошел спать. Вот и все, что было. Вот и все, что у меня есть. И не тревожь себя.

Он поклонился и пошел вниз по склону. Уходил ровной походкой, засунув одну руку в карман куртки, а другой плавно размахивая? И Елена поняла, что Петр любил ее и любит.

Глава шестая

Когда она пришла домой, Валерий спал.

— Устал, — сказала мать, — это ж сутки без отдыха.

Елена попила молока, посидела с матерью, которая говорила о вечных заботах, о муже:

— Интереса к жизни у него не стало, — говорила мать, вытирая платком сухие губы. — Прежде интерес-то был. А теперь сидит часами, думает о чем-то. Спросишь его — улыбнется. Скажет слово и молчит. Я, доченька, думаю, что собрался он.

— Куда собрался? О чем ты говоришь?

— Собрался, доченька, мыслями уже готов. Оставит он меня. Да и понимаю я его, хотя совсем не согласна. Всю жизнь был сильным да уверенным, а теперь еле ходит. Куда ж такому гордому? А уйдет он — мне тоже незачем жить.

— Мама, а я?

— У тебя есть опора.

— Да тоже…

— Что тоже?

— Из-под ног почву выбили. С этим сокращением.

— Устоит. Он, твой, устоит. Вижу — сильный. Ты его держись, доченька. Ты его не обижай. Сейчас ему трудно, так ты уж смотри. Они, сильные-то, если ломаются, так навсегда. Ты вот что… с отцом поговори. У меня уже слов нет. Чтоб это… не собирался. Рано еще. А, дочка?

— Поговорю, мам, непременно.

Утром проснулась Елена около восьми. Повернула голову, посмотрела на мужа. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок.

— Проснулась? — спросил, не двинувшись.

— Ага, Валера. Побыл бы ты со мной день. А?

— И ты чувствуешь?

— Что я чувствую? Я просто не вижу тебя. Мы же приехали отдохнуть вместе.

— Испугалась?

— Чего я, Валера, испугалась?

— А того, чего сама еще не поняла. Ладно, сегодня день наш. Все и выясним.

— Да что выяснять-то, Валера?

— А разве нечего?

— Что ж, начнем в таком случае.

— Не здесь.

— Валерка, милый, не пугай меня. Ты так говоришь…

— Потому что знаю, о чем говорю.

Елена не стала продолжать, потому что препирательства ни к чему не привели бы, да и мать уже навострила уши.

— Ты прав, не здесь. Мы с тобой нынче пойдем по морошку. Она, может быть, еще не совсем готова, но, пока довезем, созреет.

— Слишком много слов о морошке.

— Валера, если бы ты знал, как ты не нравишься мне сегодня!

— Я принимаю твои условия. Идем за морошкой.