Возвращение - [149]

Мигель бросил на них взгляд, и Соня поняла, что ему есть что сказать. Старик говорил с надрывом, и она вспомнила тот слабый привкус горечи, который она почувствовала при самой первой их встрече. Он выбил ее из колеи тогда, застал врасплох и сейчас.

– Во время гражданской войны погибло множество людей, и они таких похорон не удостоились. Их попросту сбрасывали в братские могилы, тысячами.

– Ужас, – приглушенно произнесла Соня. – Неужели их родные не хотят разыскать их?

– Некоторые хотят, – ответил он. – Но далеко не все.

Они вышли из машины и побрели внутрь. Соня поразилась числу и размеру надгробных памятников. Английские кладбища были совсем другими. Она вспомнила кладбище Южного Лондона, где была похоронена ее мать, и содрогнулась. Оно представляло собой огромное пространство поросшей травой земли, по которому ряд за рядом тянулись цепочки могильных камней, а каждый участок был шириной и длиной с гроб. Она бывала там раз в год, но всегда проезжала мимо по дороге к отцу; через ограду легко угадывались свежие могилы. Бросались в глаза не успевшие увянуть цветы, аляповатые венки в желтых и оранжевых оттенках, «ПАПА», выложенное красными гвоздиками, или «МАМА» – белыми хризантемами, а иногда и плюшевый медвежонок, от которого екало сердце. За редким исключением, на могилах постарше не было ничего, разве что банка из-под варенья с несколькими засохшими соцветиями. А вот искусственные цветы встречалась повсеместно; те, кто их приносил, явно предпочли не следовать принципу «memento mori»[86].

Кладбище Гранады было совершенно другим местом. Здесь у некоторых усопших имелись надгробные памятники размером с небольшой домик. Оно вообще напоминало городок из белого мрамора, с улочками и крохотными садиками.

Все здесь приглашало к размышлениям, а людей утром в среду тут было всего ничего. Ни Соня, ни Мигель не чувствовали себя обязанными заводить пустые разговоры.

Вся территория кладбища была разделена на несколько десятков отдельных участков, патиос, на каждом из которых располагалось множество крупных надгробий, крестов и могильных плит с именами почивших. Помимо масштабов этого места, самое сильное впечатление на Соню произвело то, что ни одна могила там не выглядела заброшенной.

На всех них лежали цветы, что получило совершенно понятное объяснение, стоило ей прочесть самую часто встречающуюся там надпись: «Tu familia no te olvida» – «Твоя семья тебя не забудет».

Большинство семей исполнили свое обещание.

– Можно, я пройдусь вперед? – спросила Соня, которой не терпелось все здесь разведать.

Мигель остановился у входа купить горшочек с каким-то цветком, и ей подумалось, что он, пожалуй, не будет против побыть несколько минут один. Она решительно зашагала по дорожке, которая вроде бы вела к границе кладбища, но, дойдя до конца, обнаружила, что за стеной, оказывается, начинается следующий его участок. Место это, казалось, простирается бесконечно далеко в обе стороны. Соня не имела ни малейшего представления, как долго она гуляла, зачарованная великолепием многих здешних погребальных памятников. Некоторые представляли собой ангелов, стерегущих вход в семейную усыпальницу, колонны с каннелюрами и искусно выполненные каменные венки; были там и железные кресты затейливого рисунка, и простые мраморные, и повсюду – цветы. Соня увидела нескольких женщин, несущих лейки, и одну – с совком и щеткой, занятую уборкой: она заботливо сметала частички гравия с порога своих предков. Это было одно из самых трогательных зрелищ на ее памяти.

Она повторила свой путь в обратном порядке и в конечном счете обнаружила Мигеля сидящим на каменной скамье неподалеку от того места, где его оставила.

– Простите, что так долго.

– Не беспокойся. Время здесь замирает.

– Это точно, – улыбнулась Соня.

Она села на скамью рядом с ним. Утро уже переходило в день. Солнце палило нещадно, и они были рады укрыться от него в тени дерева. Напротив них высилась огромная стена. Сверху донизу ее покрывали шесть рядов мемориальных плит. На каждой имелся выступ, куда люди ставили вазочки с цветами.

– Узнаешь эти имена? – спросил Мигель.

Точно напротив них, во втором ряду снизу было выбито три имени. Она зачитала их вслух.

Игнасио Томас Рамирес

28-1-37

Пабло Висенте Рамирес

20-12-45

Конча Пилар Рамирес

14-8-56

Она обратила внимание на цветок, который Мигель купил ранее, – его розовые лепестки едва касались букв последнего имени, – и на стоящий рядом великолепный букет уже подвядших красных роз.

– Похоже, кто-то еще приходил их навестить, – заметила Соня.

Мигель ничего не ответил, и она оглянулась на него. Он покачивал головой.

– Только я, – сказал он, блестя стариковскими глазами. – Только я.

Тут Соня не смогла удержаться от вопроса, который вертелся у нее на языке с прошлого вечера, когда она поняла по его рассказу, как глубоко он переживает историю семьи Рамирес.

– Но почему? – спросила она у него. – Что вас так связывало с этой семьей?

На мгновение ей показалось, что он не в силах выдавить из себя ни слова. Старик сглотнул, как будто ему нужно было захватить побольше воздуха, чтобы начать говорить.