Возвращение Артемиды - [54]

— Вы все время поддерживали с ним хорошие отношения? — Он хоть и алкоголик, но все же мой брат, — твердо сказал Андрей. — Да и добрый он был. Другой как зенки зальет, так сразу себя львом чувствует.

Петька же нет, он не такой. Он и пить-то начал потому всерьез к его картинам никто не относился. Нужные компании с критиками и искусствоведами он не водил, художественного образования у него нет, а без корочек что на Земле, что на Фербисе… всем начхать на твои картины. В общем, относились все к нему как к любителю. А он такие картины писал!.. Вот это его, — Андрей показал на великолепный пейзаж на стене. Земной вид, очевидно детское воспоминание… Березовая роща тронутая красками осени, крутой берег, внизу голубая лента реки.

— Мне нужно ехать, — с сожалением сказал Монлис, поднимаясь с дивана.

— Я еще к вам зайду. И… примите мои соболезнования.

Шальшок бежал по лестнице, перепрыгивая ступени. Надо же, какая случайность.

Нелепая и роковая, дарящая одному брату жизнь, а другому смерть. Фаэтон законников под вой сирены выехал со двора и понесся по проспекту к управлению имперского сыска.

Утром Мокшин очень тихо оделся, поцеловав спящую Эльнору в правое ухо, и оставив на столе записку, ушел. Съездив в Наус, Саша, из тайника в сарае, забрал две большие черные сумки, среди фербийцев ласково именуемые «мечта оккупанта». Немного покрутившись по городу и дважды сменив такси, он поехал в район старых имперских дач. …Мокшин снял две квартиры. Вторая оказалась не просто в нужном доме, но и в подходящем подъезде. И этаж был замечательный, одиннадцатый. Из ее окон хорошо просматривался двор станции переливания крови и дорога к центральному входу. Слишком много совпадений сходилось на этой станции.

На плите шипел закипающий чайник, а в комнате Саша доставал из сумок два больших дюралевых чемодана. Замки щелкнули. Ловкими, полуавтоматическими движениями, Саша монтировал аппаратуру для слежки, фото — и видеосъемки.

На треноги встали цифровая видеокамера, фотоаппарат с телеобъективом, электронная подзорная труба. Предварительно затянув окно специальной, прозрачной с одной стороны, зеркальной пленкой, Мокшин пододвинул к окну подзорную трубу и прильнул к окуляру глазом. По двору станции шла землянка в белом халате. В ее руках был белый сундучок с красным крестом на крышке. Женщина подошла к Фаэтону медицинской службы, открыла дверцу и села в него. Выпустив клуб сизого дыма, Фаэтон тронулся с места и медленно покатил к воротам.

Мокшин оторвался от подзорной трубы и, сладко потянувшись, пошел на кухню, где давно уже призывно свистел чайник. В комнату он вернулся с кружкой чая в руке, из который исходил ароматный парок. Сделав глоток, Саша поставил кружку на подоконник и начал настраивать фотокамеру.

Сделав пару пробных фотоснимков, он скоммутировал ноутбук, который так и остался лежать в одном из чемоданов, с видеокамерой. Прошелся пальцами по клавиатуре. Еще мгновение, и собака, рысью бежавшая через двор станции, появилась на мониторе компьютера. Изображение было великолепным. Мокшин нажал несколько кнопок и изображение увеличилось, можно было даже разглядеть, что у собаки мокрый нос. Саша сделал еще один вкусный глоток из кружки и снова посмотрел в подзорную трубу.

Кроме собаки во дворе станции никого не было. Мокшин медленно осмотрел его и перевел окуляр трубы на прилегающие территории. Вплотную к забору станции стояли деревья, образовывая небольшой, почти во всю длину дома, сквер. Высокие фербийские тополя так плотно смешали между собой свои ветви, что лучи солнца с трудом проникали меж зеленых листьев.

Саша вернул свой взор на двор станции. Кроме собаки, разомлевшей у крыльца под солнцем, там по-прежнему никого не было. Мокшин включил в видеокамере режим съемки каждые три секунды кадр, а сам уехал домой. В этом режиме модуля памяти хватит на тридцать суток.

Вечером, когда Салис вошел в свой кабинет, Шальшок сидел возле своего стола, руки в карманах и раскачивался на стуле. Инспектор остановился на мгновение, посмотрел в глаза напарника и прошел к раковине.

— Рассказывай, — сказал Лоун, набирая в пригоршню холодную воду и бросил ее себе в лицо.

Шальшок встал со стула, неспешно подошел к окну.

— Вчера в лесу мы смотрели на труп Игнатюка Петра Константиновича, — сказал Монлис, садясь на подоконник рядом с раковиной. — Тридцать восемь лет, художник.

— Хронический алкоголизм, цирроз печени, в начальной стадии, — добавил Салис, закрыл кран и вытер руки полотенцем.

— Линлос звонил? — Да.

— У Петра есть родной брат, Андрей. Работает водителем автобуса. Я проверил клинику, к которой приписан их автопарк. Два клиента клиники пропали без вести. Один под Новый год, другой в два месяца назад.

— Ну а причем здесь брат — алкоголик? — спросил инспектор.

— Они близнецы. В тот день, когда пропал Петр, Андрей ждал его в гости.

— Их перепутали, — сообразил Салис. — Они напали на брата-близнеца. А когда вскрыли его и увидели гнилую печень, просто закопали труп в лесу.

— Получается так.

— Завтра поедем в лес и еще раз все осмотрим, — сказал Салис, садясь за свой стол. — Сегодня на чердаке дома нашли повешенного неонациста. Умышленное убийство. Хотя, конечно, все пытались обставить как самоубийство. Рядом с убитым я нашел зажигалку. Если она принадлежит убийце, то мы его знаем.