Возрождение, или Граната в руках обезьяны - [64]

Вскоре меж кустов заметили воинов, плывущих вдоль берега, еще б немного, и они проплыли бы мимо. Заросли лозы и тростника густой стеной загораживали водную гладь, хорошо, что догадались они кричать по очереди через равные промежутки времени.

* * *

Теперь втроем читали древнейшие трактаты, периодически издевались над Эврикой за незнание белорусского языка. Перебрав гору книг, мы изучили историю края земли Полоцкой, Киевской Руси, Московии. Старомир был чернее тучи, его потрясли войны за безграничную власть, владения и подчинения народов, ради своего блаженства, безнаказанных утех, издевательств и в основном ради желтого металла, блестящих камней. Но порой на его лице долго сияла улыбка, когда читал про настоящих мужей, мудрых правителей, достойно дававших отпор врагу. Как ловко находили компромисс князья, не имея достойной армии, сталкивая лбами более могущественных, оставались сами нетронутыми.

− Я вот одного не пойму, как можно идти убивать тысячи мирных людей, чтоб обратить в свою веру? Что эта за вера такая, совершать крестовые походы, набеги, забирать в плен женщин и детей, сжигать села и говорить о благословлении божьем? Каждый народ верит в своего бога и поэтому имеет право убивать невинных иноверцев?

− Успокойся, деду, это не бог направлял их, это власть под прикрытием громких деяний, не стыдясь, не имея ничего святого, только жажда наживы. Чем больше территория владения, тем величественнее становится владыка, а для наживы все средства хороши, будь то религия или месть за словесное оскорбление, за невзрачную территорию. Один народ плодовит, ему тесно на своей земле, сосед, напротив, малочислен, и у него бескрайние леса, луга, но он не хочет делиться, приходится воевать. Безудержное размножение в природе также приводит к перекосу жизни, в этом году много травоядных, значит, в следующем появятся хищники, а потом голод сократит их численность, и травоядные снова вернутся. Так же происходит и с людьми, плодовитый народ всегда вытеснит остальных, пусть и мирным путем или войной.

− Но мы же люди, как там написано, Гомо сапиенс, − человек разумный, − попытался возразить мне Старомир.

− В том-то и дело — разумный. Возьмите свое село, и у вас найдутся воины, которые втихаря тащат добычу, чтобы не делиться со всеми, а чужую берут, еще и ворчат, что дали с костью, а не полендвичку. Так это около ста человек, а как управлять миллионами? Поговорить правителю с глазу на глаз не хватит и жизни, требуются помощники, а им также помощники нужны, и где ты возьмешь всех добрых и пушистых? Приходится принимать более жесткие меры. Ну а если во главе тиран, то и помощники под стать ему. Придет и наше будущее, снова вернутся князья и цари, главное уже сейчас приступить к воспитанию нации, приобщению к высокой морали.

− Мудро. Как говорил мой прадед, воспитывать малышей надо еще в зародыше, как мы сейчас, − придавленный грузом, истории произнес старец.

− У нас есть история, и мы ее изучим, откроем школу, научим наших детей. Я считаю, два раза на одни и те же грабли человечество не наступит. Только глупец и торопыжка учатся на своих ошибках, образованный учится на чужих.

− На чужой истории, − добавила подошедшая Эврика.

Больше всего пришлось повозиться со стеклянными столами, вскрыть их заняло уйму времени. Обнаружили пластину с цифрами, единодушно пришли к выводу, что это замок (помогла прочитанная книга Джорджа Лукаса). Посадили за прибор подростка, объяснили, как набирать номер, и работа закипела, на смену группа малышей днями напролет тыкала пальцами в панель. Прошло два месяца, детвора, сбив охоту, убегала из храма. И вот настал долгожданный день, когда единственный упрямый малыш, сидя на протяжении двух недель прокричал:

− Эврика!

Мы сбежались к нему, на веснушчатом лице до самых ушей, сходясь где-то в районе затылка, сияла улыбка. На табло моргали зеленые цифры вместо красных. Все крышки столов слегка приподнялись, включилась внутренняя подсветка. В крайнем столе до верха лежали книги, легкая усмешка пробежала у нас на лицах — остальные сорок восемь томов «краткой истории человечества» в пятидесяти томах. Далее лежал квадратный аппарат с круглым диском наверху и ручкой, торчащей сбоку. Снизу под прозрачной полкой огромная стопка черных дисков. Я осторожно повернул за ручку, и через мгновение диск закружился, из-под иглы, опущенной на диск, послышался голос, приветствовавший нас, затем заскрипела музыка. Третий стол представлял собой черный ящик с двумя рулонами лент, но без ручки, провод от него тянулся под стол. Нажал на зеленую клавишу со знаком давящего пальца, вспыхнул огонек, снова полилась музыка, без скрипа, легкая, мелодичная, точь-в-точь музыка храма. По её окончании голос известил: «Вы слушали симфонию Моцарта».

− Гениально! − воскликнул Старомир. — Записать голос! Грандиозная музыка.

− Великая музыка остается навечно. Более, чем на тысячелетие, − захлестнуло эйфорией Эврику. − Включи далее.

− Потом еще откроем пару ящиков, и слушай себе днями, − охладил их пыл я.

В следующем столе находился похожий аппарат, бабины с лентами пошире располагались вертикально. Включать я отговорил, музыку уже слышали на предыдущем ящике. Замыкала ряд источников памяти, как назвал я, пара серых плоских квадратов. Один открывался, внутри на одной половинке размещалось черное стекло, на второй − кнопки с буквами. При включении на стекле возникла надпись «зарядите батарею». На нижних полках лежали стопкой серебристые диски, отдельный ящичек занимали какие-то черные квадратики. Последний квадрат мы вообще не поняли, где что нажимать. Рядом на табличке надпись «обучающий аппарат, прикоснитесь к нему», изрядно намяв бока, оставили его в покое, наверное, требовалась подзарядка.