Возрождение, или Граната в руках обезьяны - [41]
— За папу, за маму, за дедушку, за…
— За тебя, — глядя в ее карие глаза, произнес я, и от этого по телу прошелся жар.
— Я не опоздал? — раздался голос в дверях. — Такой аромат за километры ощутил.
— Как всегда, вовремя, — буркнул я, подтянул ближе чашку и принялся хлебать суп.
— Ой, я много сварила, знаю, какие бывают голодные воины, — покраснев, пролепетала Эврика.
— Да, по вам видно, что вовремя, — слукавил дед.
Все огорчения вмиг прошли, когда наперебой с дедом отправляли чашка за чашкой в ненасытное брюхо. Остановились по причине отсутствия содержимого котла, и ложки заскребли о дно.
Наши женщины по праздникам варили мясо в долбленом корыте, клали раскаленные камни в воду, часто меняя их. Железная посудина Мастера Сталь не прижилась, ржавчина перебивала все. Вкус супа, сваренного Эврикой, не сравнить ни с чем, обилие трав, нет запаха жженых камней и главное — мясо мягкое, не сыроватое — доваренное.
Получив вывих живота, мы с дедом опрокинулись на спину.
— Ляпота.
— Как здорово, что ты попалась нам на пути, сколько нового принесла с собой, — с блаженством сказал дед.
— И все же почему глина не раскисла? — перебил я.
— Изделия из глины очень долго держат в огне. Огонь отдает свою силу, наделяя ее сопротивлением к воде, как противоположность, и с каждым разом подпитывает теплом, превращая ее в камень. Бывает, при этом они трескаются, и глиняные черепки приходится выкидывать, их не размочишь.
— Во дурья башка! — хлопнул себя по лбу Мастер. — Сколько раз приходилось ремонтировать печь в кузнице, и все черепки до сих пор лежат грудой, не размокли.
— Извините, глину я в кузнице брала, везде снег, — тихо произнесла Эврика.
— Ой, ругаться буду, а чтоб отпустило, еще сваришь супчика, — усмехнулся дед в ответ. — Завтра сваришь такое, и занесем на площадь, пусть пробуют. Вот потеха начнется, все захотят иметь котел и побегут грызть мерзлоту. Блин, главное — угля хватило бы на всех.
— Уголь не надо, на дровах лучше, равномерный огонь получается и не сильно горячий. Дров уйдет много, топить день и ночь придется.
— Это не проблема, землянки просохнут лучше. По весне построим дом по твоему образцу и с большой печью для обжига. Ладушки?
— Я не знаю, что и сказать, может, не стоит? Мне и здесь хорошо работать.
— Каждому настоящему мастеру необходима мастерская, а что ты за Мастер Глиняных Дел, если нет своего помещения? Непорядок, — расплылся дед в улыбке. — Вот у меня есть кузница, потому что Мастер Сталь, а Архимед не дорос еще, вследствие бегает по углам. Нам, Мастерам, не пристало…
Дед не договорил, захрапел на всю землянку. Я, немного обиженный стариком, угрюмо пялился в потолок, повернулся на бок, живот радостно заурчал, подбодрив меня. Эврика заскребла камнем по металлу, мешая спать.
− Че ты там делаешь?
− На принесенной табличке буквы общепланетарного есть, решила почистить, вдруг чего интересного.
Внутри меня что-то дернуло, но полный сытый желудок остановил порыв любопытства.
Утром пред нами лежала, сверкая в луче солнца из дымового отверстия, табличка:
Мастер Глиняных Дел
Назавтра предсказание Мастера сбылось, население, отведав бульона на медвежьем мясе, наехало на бедную девчонку с просьбами.
— Простите, но я не знаю, где взять глину, снег кругом.
— У криницы, мы берем ее обмазывать крыши, — крикнули из толпы.
— Она бедная, не жирная, не годится для горшков, я проверяла, — оправдывалась Эврика.
— Я знаю, где хорошая, — вперед вышел карапуз.
— Далеко на речке, у поворота. Я летом люблю после дождя съезжать в воду, она такая липкая, тока вода холоднючая. Идемте, покажу, — и, не дожидаясь ответа, пошел к реке.
Идти пришлось долго, не потому, что далеко, просто маленький человечек считал себя взрослым и не хотел садиться никому на плечи, важно вышагивал каждый шаг на подтаявшем снегу. Вереница людей растянулась от деревни. Первые проваливались по колено в снег, остальным приходилось растаптывать тропу, малыш с куриным весом гордо шел поверху, улыбаясь во весь щербатый рот. Зимой работ поменьше, хворост да еда, коноплю растрепать и полотна наткать. Новая работа разбавила серые будни. Какое было разочарование, когда Эврика вынесла вердикт:
— Негодна.
— Минуточку, — один мужчина шагнул в воду и, перейдя не замерший ручей к другому берегу, взял новый образец глины немного темнее прежней, затем снова вернулся, прошелся по воде под обрыв, отсек еще один и преподнёс Мастеру Гончару.
— Годятся оба.
В толпе прошло тихое ликование, и мужики принялись за дело. В разработку взяли пласт глины под обрывом, и глинокопателям пришлось, стоя по колено в ледяной воде, рубить топорами ценную породу. С обрыва спустили на веревке лукошко, и работа закипела, внизу воины заполняли их, и вскоре гора глины возвышалась на обрыве.
Люди гуськом потянулись в обратный путь, взвалив кто сколько смог, старики и те по куску, обмораживая руки, прижимали к груди, как младенца, несли себе надежду на лучшее питание. Им, беззубым, ох как кстати.
Это только цветочки, ягодки появились к вечеру. Эврику разрывали на части, она металась от землянки к землянке, проверяя глину на жирность, густоту замеса. В конце работ всех огорошила необходимостью двухдневной просушки. Следующие дни ушли на разъяснение процесса обжига, некоторые, не удержавшись от соблазна изготовить первыми, жестоко поплатились. Не досушив заготовку, ночью приступили к обжигу, и к утру результат не заставил себя ждать, котлы потрескались. Многие даже после «Эврики добро» не смогли правильно, равномерно поддерживать огонь. В трех землянках вообще они взорвались, когда тушили огонь и заодно влили в раскаленный горшок воду. Вода в мгновение превратилась в пар, обдав жаром горемык. Горячие осколки разлетелись, раня открытые участки тела, а их было предостаточно, в землянке духота заставляла хозяев раздеться донага.
