Возраст дожития - [92]

– Надо будет записаться в какую-нибудь секцию по борьбе. – пробормотал он, утыкаясь в экран компьютера.

Завидово.

Наступил сентябрь, в этом году он был теплый и солнечный. Небо каждое утро радовало своей яркой голубизной, иней на траве довольно быстро превращался в капельки воды. Ямпольские уехали с дачи, но ключи оставили Егору, который собирался еще поработать. В то же время Егор нашел постоянную работу в Москве, тут уж похлопотал Олег Петрович. Он давно заметил, что парень хоть и самоучка, но неплохо рисует и режет по дереву тоже хорошо. В конце концов, что такое тридцать два года, мальчишка, он вполне может учиться в институте, если, конечно, захочет. Через пару недель Егор твердо заявил: работать с деревом ему нравится, и он готов учиться этому ремеслу хоть всю жизнь, но в вуз он не пойдет. Не из страха не поступить, а потому, что ему не нужно высшее образование, он очень благодарен Ямпольскому за заботу, но работать будет в мастерской при вузе, а в свободное время резать в свое удовольствие. Олег Петрович принял решение парня, и хотя он надеялся на несколько иное, подумал, что свою судьбу каждый должен сделать сам. Федор после занятий со студентами часто заскакивал в мастерскую поговорить с Егором.

Он совершенно забыл о том, что в середине сентября назначен суд над Клавдией Степановной, и когда Егор об этом заговорил, Федор даже не сразу сообразил, о ком идет речь. А когда до него дошел смысл слов Егора, он сразу же заявил, что они с отцом непременно приедут на этот процесс.

– Пап, ты помнишь, когда будут судить тетю Клаву? Надеюсь, мы поедем?

– Какого числа? – Услышав от сына дату суда, Олег Петрович покачал головой: – У меня семинар, я никак не смогу, а ты в этот день свободен, поезжай. Не знаю, какая от тебя или меня там может быть польза, но поприсутствовать стоит, она нам не чужая, да и соседи погибшие тоже хорошие знакомые. Мне и их жалко, особенно женщин, и ее я тоже не могу осуждать, шутка ли, столько народу погибло!

– Так, может, найдешь себе замену на один раз.

– Может, и получится, – задумчиво произнес Ямпольский. – Федь, ты часто общаешься с Егором, что он сам об этом думает?

– Как ни странно, он благодарен тете Клаве за тот выстрел, говорит, мозги на место мне поставила. Если бы он тогда в больницу не попал, то чуть позднее совсем мог превратиться непонятно во что. Сказал, наконец жить начинает, даже руки вспомнили, как прежде могли резать по дереву. Короче, пап, постарайся поехать со мной в суд, мне кажется, тете Клаве будет легче, если она увидит много знакомых лиц.

– Не уверен, она же не знает, как ты, или я, или еще кто-то относимся к этой ситуации. Я даже не могу в ее пользу свидетельствовать, только рассказать, что человек она хороший, так меня в свидетели никто не приглашал. Я постараюсь поехать, но ничего не обещаю, а ты обязательно поезжай, поддержи ее, хотя бы своим присутствием.

Наконец суд над Клавдией Степановной начался. Инна пришла в качестве представителя потерпевшей стороны. Наталья Игоревна оставалась в больнице, и когда она придет окончательно в себя, было не известно. Врачи не могли дать точного прогноза, и ее присутствия никто не собирался ждать. Тем более что в процессе она не могла участвовать, поскольку ничего не знала о произошедшем. Обвинитель начала с того, что разъяснила присутствующим суть дела, затем она долго и обстоятельно рассказывала, как обвиняемая готовилась к убийству.

– Прошло целых два года, и вдруг она решила мстить! К тому же следствием не был найден истинный виновник того давнего пожара. Почему Клавдия Степановна не обращалась в органы правопорядка, если у нее были реальные доказательства вины потерпевших? Да потому, что ничего конкретного у нее не было!

Тут прокурора перебила подсудимая:

– Я слышала их разговор, слышала, как Илья уговаривал тестя повиниться, а тот ни в какую, этих, говорит, не вернешь, так за что нам-то страдать, мы же не нарочно, так вышло. А женщины наши, они в чем виноваты? Им теперь жить непонятно, как и на что? Сам подумай, мы только увеличим число несчастных. Так и уболтал его.

– Вам, подсудимая, слова никто не давал!

– А я все равно скажу, вы поспрашивайте, сколько народу в том пожаре погибло и пострадало!

– Почему же вы не заявили в полицию о том, что слышали?

– Потому и не заявила, сперва я все между родными бегала, думала, может, кто еще жив, потом у мужа инфаркт случился, не выдержал он всего этого ужаса, потом я к дочке в больницу все ездила и с внучкой сидела, старший внук в армии остался, не захотел домой возвращаться. А когда опомнилась, полгода уж прошло, дело о пожаре закрыли. Не нашли виноватых-то. Я брату сказала о том, что слышала, а он засомневался, вдруг ты что перепутала, говорит. А я ничего не перепутала, я тот разговор их точно помню, только их слово против моего. Долго я и так и сяк думала, все не решалась, а потом будто морок какой нашел, это что же, думаю, они жить будут, есть, пить, а мой сын, зять и внуки червей кормить? Это, по-вашему, правильно?

Заседание продолжалось еще два дня. Адвокат выступал настолько прочувствованно и в то же время по делу, что некоторые присяжные не смогли сдержать слез. Даже у обвинителя, а это была женщина, глаза периодически становились влажными. Председатель суда взял сутки для вынесения решения. Заседание было открытым, и зрителей набрался полный зал. Выходя, многие люди говорили о том, что потерпевшим так и надо. Инна выходила, опираясь на руку Стаса, в дверях она чуть не упала, и только когда они вышли из здания суда, девушка потеряла сознание. К ней тут же подошел Федор, который тоже присутствовал в зале, и сунул под нос ватку с нашатырем.