Возникновение и развитие научного факта - [67]

Почти пять страниц занимает его описание девственной плевы (гимена), тогда как сегодня это описание укладывается всего в одно-два предложения. Много места в старой анатомии занимает подсчет составных анатомических частей. Фонтанус: «Calvariae ossa viginti sunt, octo quidem capitis et maxillae superioris duodecim» (s. 36) или что существует 28 костей в пальцах ног, что число человеческих костей в сумме составляет 364, что семь пар мускулов двигают глазами, а четыре пары — веками и губами, что воротная вена образует пять ответвлений и т. д. Сегодня такой подсчет невозможен, хотя бы потому, что мы часто произвольно определяем, можно ли в данной совокупности костей выделить три или четыре отдельные кости. Но есть стили мышления, в которых подсчет выступает не как средство описания, а как нечто важное само по себе — подобно тому, что ранее было сказано об имени описываемого объекта. У Фонтануса мы находим уже только следы мистики чисел; многие стили мышления, такие как китайский или индийский, имеют разработанную систему такой мистики вплоть до каббалистики, где каждое число имеет свой особый смысл и каждая связь между ними — свое особое значение. Если стиль мышления столь далек от нашего, то никакое взаимопонимание между ними уже невозможно. Слова непереводимы, понятия ничего общего не имеют с нашими, нет даже общих мотивов, наподобие тех, какие мы находим у понятия фосфора у Лёва и сегодняшнего химического понятия.

Бесхитростному исследователю, ограниченному своим стилем мышления, любой чуждый стиль представляется чем-то вроде свободного разгула фантазии, поскольку он способен видеть в них только активные элементы, обладающие почти полной свободой. В то же время его собственный стиль кажется ему императивным, хотя он и сознает свою пассивность, его собственная активность, зависимая от воспитания, научной подготовки и участия во внутриколлективной мыслительной коммуникации, представляется ему чем-то само собой разумеющимся, естественным, почти как дыхание. Современные анатомы рассматривали бы как излишние эмоциональные украшения любые изображения скелетов в виде символов смерти, тогда как это было совершенно типично для Везалия и его современников. Но и наши сегодняшние анатомические иллюстрации могут показать нам, какой специфический интеллектуальный настрой лежит в их подоплеке. Посмотрим, например, на рис. 120 и 121 анатомического атласа Гейцмана (Heitzmann)[189], на которых изображена грудная клетка. Это изображение пронизано механико-техническим мотивом в точности в той же мере, в какой в скелетах Везалия звучит тема смерти. Нельзя думать, что сходство с каркасом возникает здесь «само собой»; нет, оно возникает в результате (1) целенаправленной препарации ребер; (2) целенаправленного составления реберных сплетений; (3) целенаправленного монтажа всей целостности так, чтобы в перспективе получилось то самое сходство, подобно тому как целенаправленно монтировались идеограммы старой анатомии; (4) нанесения линий, указывающих места присоединения мускулов, что также подчеркивает смысл идеограммы, как символика смерти у Везалия подчеркивается добавлением косы. Современные иллюстрации являются идеограммами ничуть не в меньшей степени, чем фигуры у Везалия. Визуальная перцепция не может не быть идеограмматической, и нет иллюстраций, которые не были бы идеограммами.

Всем изображениям костной системы в современной анатомии созвучны механико-технические мотивы. Так, костная система превращается в опорный каркас. Именно такое понимание знакомо всем нам со школьной скамьи и соответствует нашему стилю мышления настолько, что хочется воскликнуть: «Но ведь это же и на самом деле каркас!» Да, это и в самом деле каркас, если мыслить о нем в соответствии с современным стилем мышления. Однако же нетрудно представить такую систему знания, в которой скелет не является поддержкой тела. Например, если принять понятие тяжести (Schwerebegriffe), которое использует Шрегер (Schreger) или тот же Лёв, то скелет уже никак не мог бы считаться опорой для тела, ведь организм наполнен эфирными телами и огнистыми духами, которые, стремясь вверх, удерживают тело в вертикальном положении. Тогда кости были бы чем-то оказывающим сопротивление этому движению, чем-то мертвым, «металлическим», «неодухотворенным». Вспомним: «Все живые люди после смерти становятся более тяжелыми или металлическими»… И как неодухотворенная часть тела, как некий балласт, скелет заслуживал бы гораздо меньшего интереса к себе и, скорее, изображался бы некоей грудой костей, а не каркасом, — как на современных анатомических рисунках. Это почти так, как на современных анатомических рисунках жировая ткань изображается не как нечто неотъемлемое от организма, а, скорее, напоминает фотографический негатив: он нужен для того, чтобы сделать снимок, а потом его выбрасывают. \ / Мы определили стиль мышления как готовность к направленному восприятию и соответствующему пониманию того, что воспринято. Уже говорилось об Определенном настрое, благодаря которому создается эта готовность в различных стилях мышления. В задачу данной работы, конечно, не входит исчерпывающее исследование стилей мышления — на это ушли бы, наверное, усилия всей жизни. Я бы только хотел отметить еще один аспект современного научного стиля мышления, особый интеллектуальный настрой, в особенности характерный для естественных наук. Как было сказано выше, этот настрой непосредственно связан со специфической структурой мыслительного коллектива.