Возникновение и развитие научного факта - [59]

Шрифт
Интервал

[164] в которой содержится скрытая отсылка к мыслительному коллективу. Та особая скромность исследователей, которую, скорее, можно назвать стремлением быть незаметным на общем фоне, складывается из этого стремления и связанной с ним сдержанности в суждениях.

Из временной, неопределенной, личностно-окрашенной и неаддитивной журнальной науки, в которой находят выражение с огромным Трудом вырабатываемые сигналы к мысленному сопротивлению, через внутриколлективную миграцию идей возникает, прежде всего, наука учебника. В каждой исследовательской статье, как уже было сказано, ощущается ориентация на научное сообщество и тем самым как бы признается преобладание членов естественнонаучного мыслительного коллектива над его элитой. Требование «общей верифицируемое™» есть не что иное, как демагогический постулат, ибо, во-первых, это не всеобщая верификация[165], а лишь мыслительный контроль со стороны мыслительного коллектива, а во-вторых, этот контроль заключается только в проверке какого-либо знания, принадлежит ли оно определенному стилю мышления.

Учебник, таким образом, возникает не путем компиляции или коллекционирования различных журнальных публикаций. Первое невозможно, поскольку журнальные публикации часто противоречат одна другой; второе также не может привести к замкнутой системе, на которую нацелена наука учебников. Учебник возникает из индивидуальных работ, как мозаика из множества цветных камешков путем подбора и упорядоченного их составления. План такого подбора и составления определяет основные линии дальнейших исследований: в соответствии с ним определяется, какие понятия будут фигурировать как основные, какие методы будут признаны правильными, какие направления перспективными, каких исследователей следует отметить, а каких попросту забыть. Такой план вырабатывается эзотерическим мышлением, в дискуссии между экспертами-специалистами, где определяются основы взаимопонимания и непонимания, где совершаются взаимные уступки и проявляется взаимное упорство при отстаивании своих взглядов. Когда в конфликт вовлечены две идеи, в ход идет весь арсенал демагогических приемов. При этом, как правило, побеждает некая третья идея, содержание которой образуется сложным переплетением нитей, берущих начало в экзотерических кругах, чужих мыслительных коллективах, в неразрешенных контроверзах.

Процесс превращения личностно-окрашенной и временной журнальной науки в коллективную, общезначимую науку учебника был описан при изложении истории реакции Вассермана. Эта реакция впервые возникла в результате определенного сдвига значений используемых понятий и переформулирования проблемы и затем аккумулировала в себе коллективный опыт, сформировав готовность к направленному восприятию и специальному ассимилированию воспринятого. Такое эзотерическое движение мысли отчасти возможно даже в рамках индивидуального мышления отдельного исследователя: он сам ведет диалог с самим собой, сопоставляет, обдумывает решения и принимает их. Чем в меньшей степени принятие решений зависит от приспособления к науке учебника, чем оригинальнее и смелее личностный стиль мышления данного индивида, тем дольше продолжается процесс коллективизации его результатов.

Примером эзотерической коммуникации идей внутри временного мыслительного коллектива может служить следующее событие. На заседании одного общества по изучению истории медицины обсуждалась история болезни, как она изложена в одном старинном описании; вопрос стоял так: можно или нельзя поставить современный диагноз, принимая в расчет только это описание? Один из участников дискуссии утверждал, что это невозможно, поскольку методы исследования древнего автора слишком отличаются от современных. Другой выступавший возразил, что в принципе поставить диагноз все-таки можно, поскольку болезни остаются теми же самыми, что и в давние времена. Но для этого нужно проанализировать данное описание так, чтобы возникла определенная картина заболевания. Первый диспутант отвечал на это: «Да, конечно, бойезни остались такими же, как прежде, но мы уже иначе образованы, а потому не сможем выстроить такую картину из эмоционально нагруженных описаний, которые, быть может, верно передают тяжесть заболевания и ее опасность, но не дают объективных точек опоры для современного диагноза. Например, в этом описании много говорится о запахе, исходящем от больного, о том, как расслоены его экскременты, как изменяется потовыделение, как больной кричит от боли и страха, но из всего этого мы не можем даже заключить, находится ли больной в жару или нет». Развернулась оживленная дискуссия, продолжавшаяся более часа, от казуистики перешли к принципиальным вопросам, но, что замечательно, в основе всех рассуждений постоянно принималось утверждение, что болезнь как таковая (т. е. спецификация болезни) не могла измениться. Это высказывание, а точнее просто ляпсус второго оратора (в чем он сам позднее признался мне), получило подкрепление столь же непродуманными возражениями первого, и так совершенно неожиданно стало приниматься как нечто бесспорное. Когда этот мыслительный коллектив распался, ни один из участников дискуссии не взял на себя ответственность за принятие этой «аксиомы». Конечно, это высказывание не может быть обосновано, и потому «аксиома» имела столь короткую жизнь, но то, как действовал, так сказать, сверхиндивидуальный механизм ее принятия (в котором не было никакого сознательного и ответственного решения какого-либо индивида), может служить образцом для типичных утверждений из науки учебника. Очень часто просто нельзя найти автора идеи, возникшей в ходе дискуссии и критики, затем не раз менявшей свой смысл, адаптировавшейся и ставшей всеобщим достоянием. Таким образом, она приобретает сверхиндивидульное значение и становится аксиомой, которая направляет линию развития мышления.


Рекомендуем почитать
Искусство феноменологии

Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.


Диалектика как высший метод познания

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


О системах диалектики

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Семнадцать «или» и другие эссе

Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.


Смертию смерть поправ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Авантюра времени

«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».