Возмездие. Рождественский бал - [108]
После того случая с Русудан Варлам долго не мог найти себе места. Он сгорал от стыда, вспоминая, как позорно бежал из объятий девушки. Упаси бог, разозленная Русудан скажет братцу о том, что произошло! Пропал тогда Варлам. С потрохами проглотит его кровожадный Манучар и не подавится. Не таких проглатывал!
Целую неделю он томился в неизвестности, поскольку не получал никаких сведений из дома Баделидзе, а ведь как важно ему было знать, в каком настроении осталась Русудан, разболтала ли она о случившемся или сохранила в тайне.
Наконец — будто камень с плеч свалился — позвонил Манучар. По его тону Варлам понял, что тот не в курсе дела. Стало быть, Русудан промолчала.
Варлам немного успокоился, а уж когда удалось подарить ей бриллиантовое кольцо — будто заново родился. На душе стало легко и спокойно.
Манучар был немногословен. Он вообще не доверял телефону, тем более в последнее время. Так что Варламу сказал лишь, что все идет по плану, и пригласил домой ровно в восемь. Надо полагать, хотел о чем-то поговорить. Между прочим добавил: не будет меня дома — подожди.
Ровно в 20.00 Варлам нажимал кнопку звонка в подъезде дома Баделидзе. Дверь открыла Додо. Она радостно улыбнулась и пригласила войти. Уже в гостиной Бурчуладзе спросил:
— Манучар еще не вернулся?
— А сегодня что, вторник? — вопросом на вопрос ответила хозяйка и почему-то ехидно хихикнула.
— Да, вторник. А что?
— Дома был?
— Нет, прямо с работы.
— А где твоя жена?
— Дома, должно быть.
— Ты уверен?
— Не знаю, не звонил… Целый день такая суматоха, не до звонков было. Но я могу сейчас же позвонить и выяснить.
— Нет, не надо. Я и так знаю, что ее нет, ведь сегодня вторник.
— Да, вторник, — подтвердил Варлам и в недоумении посмотрел на жену Манучара.
— Мой тебе совет, хоть изредка звони домой. — Додо многозначительно улыбнулась. — Слыхал небось, что мы, женщины, — дьявольское отродье…
Варлам посмотрел Додо прямо в глаза:
— Ты на что-то намекаешь?
Он судорожно сглотнул слюну и повторил прерывисто:
— Намекаешь… на что-то…
Додо, откинувшись на диване, призывно улыбалась.
Варлам сел рядом, все еще тяжело дыша.
— Ты разве не знаешь, что мой муж вторник и четверг проводит со своей новой любовницей? Пятницу и субботу — со старой, — говорила Додо, лукаво поводя глазами. — В воскресенье он развлекает своего начальника — ходит с ним на охоту. Так проходят годы…
— Но почему ты меня спросила, какой сегодня день? Почему именно меня? — мучили сомнения Варлама.
— Что, не понимаешь? А мне каково? — неожиданно Додо заплакала. — Отняли у меня мужа… Не существует он больше для меня!
— Но я-то тут при чем?
Неожиданно Додо томно улыбнулась. В этот момент она была удивительно хороша.
— Поцелуй меня!
Она, впрочем, могла бы и не просить об этом.
Варлам уже начал осваиваться в доме Баделидзе. Неожиданный поворот событий больше не повергнет его в растерянность.
Варлам решительно поднялся, взял на руки изящную жену Манучара Баделидзе.
Очнулся он от боя часов.
— Через полчаса придет Манучар, пора вставать…
Приведя себя в порядок, Варлам вернулся в гостиную и, закурив, уселся в кресло.
— Русудан дома? — запоздало поинтересовался он.
— Она в театре. Пусть развлекается, пока молодая.
Варлам опять собрался спросить о злополучном вторнике, как Додо опередила его:
— Приходи каждый вторник в это время. Буду одна.
Ее прервал телефонный звонок.
— Слушаю… Это ты, Манучар? Да, пришел и ждет тебя. Что сказать? Скоро будешь?
Она повесила трубку, вернулась к Варламу и продолжала:
— Если бы ты знал, как я рада! Я отомстила Манучару и нисколько об этом не жалею.
Вскоре пришел Манучар. Варлам двинулся ему навстречу с широкой улыбкой.
— Прости, задержали. — Манучар облобызал Варлама, потом снял пиджак и устало опустился в кресло. — Ты обедал?
— Спасибо, я не голоден, — сказал Варлам.
— Отлично, я, признаться, тоже не голоден, зато устал… как собака!
— Может быть, в другой раз зайти? — вкрадчиво предложил Варлам.
— Нет-нет. Так вот, мой друг, я пригласил тебя, чтобы сообщить: твой вопрос решен и скоро будет вынесен на коллегию. Вот и все, что я могу сказать.
— Мне остается только низко поклониться, — проговорил Варлам. — Когда платить за… добро?
Баделидзе двусмысленно улыбнулся:
— Пустяки. Успеется… Не это главное. Ты знаешь, что наша прислуга не появляется уже три дня?
— Принял меры…
— Подожди, — оборвал его Манучар. — Тебе известно, что их вызывали?..
— Что-о-о?!
— Плохо работаешь! Это не я, а ты должен был первым узнать. Тебе за это дело надо взяться. И немедленно!
— А как же!
— Ну и хорошо. Значит, в пятницу жду у себя.
— Так тому и быть… — сказал Варлам и, проникновенно глядя другу в глаза, крепко пожал ему руку.
Спускаясь по лестнице, Варлам уже не мог ни о чем думать. Слишком много событий разом — такое нечасто случалось в его отнюдь не размеренной жизни. Надо сперва переварить информацию. Сразу все и не усвоишь — подавишься!
У входа он наткнулся на Русудан.
— Это ты? Чуть не напугал! — Русудан улыбнулась ему как ни в чем не бывало.
— Как дела, девочка?
— Забыл меня… — сказала Русудан и повернулась, чтобы уйти.
— Подожди! — Варлам поймал ее и почти насильно поцеловал.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.