Возмездие. Рождественский бал - [105]
Он вдруг вспомнил, что является свояком Баделидзе и что никто не может предсказать реакцию Манучара на его развод с Наной.
— Кстати, звонил Баделидзе. Приглашал сегодня вечером к себе. Я уже кое-что подготовил, — Бено неожиданно сменил тему разговора. — Как-то за бесценок я приобрел одну изумительную вещицу. — Бено вытащил из кармана табакерку, блистающую золотом и бриллиантами, сияние которых мгновенно прояснило мозги Рамаза Бибилури.
— Ого, ты не шутишь, — многозначительно сказал он отцу, — это редкая и очень ценная вещь.
— Совершенно случайно купил у одного рабочего. Он, я думаю, не знал ей цены, а то не уступил бы так дешево. Сейчас одно кольцо и то дороже ценят. Сам понимаешь, для нашего ангела-хранителя Манучара ничего не жаль. А сейчас особенно… — сказал Бено.
— Конечно, не жаль, — согласился Рамаз.
Раньше всех к Манучару пришел Варлам Бурчуладзе. Дверь открыла Русудан. Именно это и нужно было Варламу. Он проникновенно посмотрел на девушку и потянулся к ручке. Она попыталась было увернуться — не тут-то было. Варлам не отпустил красавицу, пока не надел ей на палец бриллиантовое кольцо. Это дало желанный результат. Русудан кинулась Варламу на шею, поцеловала и, кокетливо поигрывая дорогим подарком, ввела его в комнату.
— Господину Варламу — мое почтение! — приветствовал его хозяин дома.
— Варлам?! Сегодня тебя не узнать, — просияла Додо, с головы до ног увешанная драгоценностями.
Он подошел к ней, поцеловал руку и протянул две небольшие коробочки.
— Надеюсь, вы не осудите меня за этот маленький подарок. Примите к сведению, что я мало разбираюсь в женских украшениях.
Варлам церемонно поклонился жене Манучара и повернулся к хозяину. За спиной раздался восхищенный вопль Додо:
— Какая прелесть! — Она рассматривала бриллиантовые серьги. — У тебя прекрасный вкус! — Мадам Баделидзе бросила на Варлама обворожительный взгляд.
— Может быть, вы и меня удостоите вниманием? — Манучар даже не изменил позы.
— Мой дорогой друг! Могу ли я оставить тебя без внимания! — Варлам подошел к Манучару, поцеловал его в щеку и сел рядом. — Не хотелось идти к тебе с пустыми руками. Но что делать? Ничего подходящего так и не нашел. На следующей неделе непременно исправлю свою ошибку.
— Взгляни, Манучар! Нравлюсь? — Стройная белолицая красавица вызывающей походкой подошла к мужчинам. — Теперь наконец я могу пойти в театр, — сказала Додо, все еще любуясь собой.
— Лучше в филармонию, — посоветовал ей муж. — Там зал вмещает двенадцать тысяч человек. И все они будут любоваться твоими сокровищами.
— Во вторник поет «Реро». Вот и возьми билеты! — Она даже не заметила сарказма Манучара.
— Люди в землю зарывают сокровища, а ты готова выставку устроить.
— Пусть прячется тот, кто ворует. А мне скрывать нечего.
— Ну, хорошо, а сейчас поди приготовь.
— Варлам, наши домработницы исчезли. Ты не представляешь, что творится в доме! Ума не приложу, как я выпутаюсь из этого положения.
— Я сейчас узнаю, в чем дело. — Варлам набрал нужный номер. — Чумалетели, пожалуйста… Андро, это ты? Да, Варлам, — он говорил отрывисто. — Будь другом, выясни, что произошло с теми женщинами. Да, у Манучара. Да, в цехе Касарели.
Несколько минут Бурчуладзе ждал ответа.
— Варлам Севастьянович, виноват новый начальник цеха Юрий Касарели. Оказывается, он вызвал этих женщин и пригрозил, что уволит их с предприятия, если они не будут работать в цехе.
— Чтобы завтра же и духу не было этого Касарели! А прислуга чтоб была на месте. И никаких возражений!
Возмущенный Варлам повесил трубку.
— Калбатоно Додо, завтра же ваша прислуга приступит к своим постоянным обязанностям.
— Как я тебе признательна! — сказала Додо и, кокетливо поводя красивыми плечами, направилась было в кухню, но остановилась и спросила мужа: — Ты много пригласил гостей?
— Сразу и не вспомнить. Значит, так, — Манучар призадумался. — Ростом, Бено, Рамаз, Ломия.
Правда, Ломия в последнее время был не на высоте и из игры вышел, но он не терял надежды и рассчитывал через Баделидзе получить новую, не менее ответственную должность.
— Русудан, — позвал Манучар сестру, — принеси нарды.
Девушка поставила нарды из слоновой кости перед братом, он заметил на ее руке новое кольцо с крупным камнем.
— На что будем играть? — у Варлама в этот вечер было отличное настроение.
— Мне все равно, — Манучар испытующе посмотрел на Варлама.
— Марс — двести рублей. Они[21] — сто.
— Хоть бы выпал ду-шаши[22], — уговаривал кости Манучар.
В конце первого кона Варлам отсчитал Манучару кругленькую сумму. Они собрались было продолжить игру, как раздался звонок в дверь.
— Закончим в следующий раз, — сказал Варлам, поспешно захлопывая нарды.
Манучар пошел открывать.
— Входите! Входите!
На пороге появились Бено и Рамаз, сопровождаемые радушными восклицаниями Манучара:
— А куда вы дели тестя? Почему не привели его с собой?
— Ему нездоровится. Мы передали ваше приглашение, но…
Шофер Бено Бибилури внес в прихожую сначала одну картонную коробку, а затем и вторую.
— Это, Манучар, чешская хрустальная люстра для твоей гостиной. А это, — Бено положил руку на вторую коробку, — цветной телевизор. Ничего лучшего мы, к сожалению, не достали.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.