Возмездие Эдварда Финнигана - [40]

США потребуют выдачи осужденного на смертную казнь.

Они ждут, что Швеция, маленькая страна на севере Европы, конечно, подчинится.

Но в последние годы, с тех пор как начались переговоры о новом соглашении между Евросоюзом и США о выдаче преступников, шведские министерства юстиции и иностранных дел не раз заявляли, что ни одно европейское государство ни при каких обстоятельствах не должно выдавать никого, приговоренного к смерти.

Торулф Винге поглядывал по сторонам, пока переходил круглую площадь перед министерством иностранных дел, перед зданием, называвшимся Дворец наследного принца. Было еще довольно тихо, машин не так много. Редкие прохожие шли через правительственный квартал, пешеходная улица вела отсюда к зданию риксдага и правительственной канцелярии в Русенбаде.

Винге открыл дверь и вошел в огромное здание.

Ему необходимо время.

Ему необходим покой.

Ему необходима полная свобода действий. Чем дольше никто ни о чем не будет знать, тем лучше.

Эверт Гренс посмотрел на них, он все еще широко улыбался. Ларс Огестам был уверен в том, что Гренс упивается ситуацией. Когда комиссар излагал обстоятельства, когда с иронией произнес: мы упекли за решетку труп, — то словно ожил. Усталое тело явственно распрямилось, угрюмые черты разгладились, случилось нечто странное и сверхъестественное — Гренс засиял так, как, по рассказам тех, кто работал с ним прежде, он сиял в свои лучшие годы.

Огестам сидел не шевелясь. Такого он еще никогда не слышал. Он как раз собирался задать один из тех вопросов, что вертелись у него на языке, но тут у него зазвонил телефон. Он потянулся рукой к карману пиджака, извинился и, не обращая внимания на раздраженную мину Гренса, вышел из кабинета комиссара уголовной полиции в коридор, где пахло пылью и чем-то еще, какой-то едой.

Он знал, кто это звонит.

Хотя прежде никогда с ним не разговаривал.

— Доброе утро. Меня зовут Торулф Винге, я государственный секретарь по международным делам.

Ларсу Огестаму этого было достаточно. Он догадался, о чем пойдет речь, еще до того, как Винге продолжил:

— Я хотел бы убедиться, что мои сведения верны. Вы ведь руководите предварительным следствием по делу недавно помещенного в тюрьму Джона Шварца?

— Почему я должен вам отвечать?

— Бросьте эти глупости.

— Вам известно, что я не имею права сообщать о лицах, находящихся или не находящихся в следственном изоляторе.

— Пожалуйста, не надо мне кодекс зачитывать.

Огестам увидел приближающихся по коридору полицейских. Только что заступили на смену или работали всю ночь и теперь идут по домам? Он отошел чуть в сторону: не хотел, чтобы их разговор услышали.

— То, на что вы намекаете, то, что хотите знать… должен я понимать это как директиву министерства?

Он услышал, как Винге сделал глубокий вдох, готовясь повысить голос.

— Никакого дела Джона Шварца официально не существует. Поэтому ни при каких обстоятельствах в дальнейшем не отвечайте на вопросы об этом задержанном. Рот на замок, Огестам, рот на замок.

Ларс Огестам сглотнул, проглотив и свою злость, и изумление.

— Должен ли я истолковать этот… приказ государственного секретаря по международным делом о… ну, назовем это дымовой завесой, — как директиву непосредственно от… министра иностранных дел?

— Больно вы шустрый… подождите пять минут. Вам позвонят.

Огестам стоял у кофейного автомата. Дрянной кофе, который вечно хлебает Гренс. Он прочел надписи у кнопок и нажал на одну. На вид не больно хорош. Но он взял только что наполненную кружку и выпил — это было ему необходимо.

Ровно через пять минут ему снова позвонили.

Теперь голос казался более знакомым. Главный прокурор. Его непосредственный начальник.

Сообщение было коротким.

Дело сидящего в заключении мужчины, которого зовут Джон Шварц, отныне следует вести в обстановке полной секретности.

Ларс Огестам еще немного постоял в коридоре, допил безвкусный кофе. Попытался собраться с мыслями. Он получил прямой приказ. Совершенно некорректный, но все же приказ. Ему и раньше не нравился этот голос, это шипение государственного секретаря по международным делам — вонючий старикашка, больно много они на себя берут, это старичье, которое так привыкло командовать, что уже иначе не умеет.

Огестам стоял перед закрытой дверью и смотрел на ее ручку, наконец он собрался с духом и вошел.

Гренс все еще стоял, он держал в руке несколько донесений и цитировал их. Свен Сундквист и Хермансон по-прежнему сидели в сторонке и слушали, похоже, им не очень-то нравилось то, что они слышали. Все они в упор смотрели на Огестама, пока тот шел к своему стулу, который оставил двадцать минут назад.

— Ну? Что такое чертовски важное заставило тебя покинуть нашу встречу? — Эверт Гренс махнул пачкой бумаг в сторону молодого прокурора.

— Это на самом деле было важно.

Гренс в нетерпении несколько раз взмахнул пачкой вверх и вниз.

— Ну и?

— Это дело. Джон Шварц. С этого момента оно должно вестись в обстановке полной секретности. Мы не можем обсуждать его с кем-либо, вообще ни с кем.

— Что ты такое городишь?

Гренс швырнул бумаги, которые держал в руке, они, словно белые листья, пролетели через всю комнату и упали на пол.