Возлюби ближнего! - [51]

Погруженный в мрачное раздумье, Кореньев шел по узкой асфальтовой дорожке и не заметил, как от стоявшей на углу машины с надписью «Хлеб» поспешно отошел Курлыкин.

— Кого я вижу! Сам маэстро Кореньев! — воскликнул гном. — Может, сочиним что-нибудь на двоих?

Кореньев утвердительно кивнул головой и проследовал к выкрашенному ядовито-зеленой краской пивному ларьку.

Встреча с Гарри Курлыкиным не обрадовала Кореньева. Он не любил этого человека. Ссор ни в пьяном, ни в трезвом виде с Курлыкиным у Кореньева никогда не было, а Регина хотя и приглашала Гарри на все свои вечеринки, тем не менее избегала с ним оставаться с глазу на глаз и просила Кореньева не отходить от нее, когда приходил Курлыкин.

Если верить Гарри, он всю жизнь страдал за свои принципы. Что это за принципы, никто не знал, да и не хотел знать. Среди дружков Кореньева были такие, которые постоянно заискивали перед этим Курлыкиным, лебезили перед ним и, напившись до одурения, даже целовали его вечно свалявшиеся темно-бурые бакенбарды. Все знали, что Курлыкин запойный и запой у него продолжается ровно шесть дней — тогда он куда-то исчезает. Известно было также, что Гарри сочиняет стихи, в которых воспевает мужскую красоту и любовь с первого взгляда. Этой теме однажды он посвятил даже целую поэму. Все сказанное не помешало Гарри стяжать репутацию легендарного скряги и вымогателя.

Во все дни, кроме запойных, Гарри Курлыкин шмыгал по промтоварным магазинам, занимал с утра очередь, а иногда и выписывал чеки на какую-нибудь остродефицитную вещичку и загонял эти чеки по пятерке и десятке.

Орудовал Курлыкин так осторожно, что поймать его на месте преступления никому не удавалось. Ведь он никогда не перепродавал никаких товаров, а уступить свою очередь или даже отдать выписанный чек, сославшись на то, что при себе не оказалось денег, никому не возбраняется.

Где жил Гарри раньше и как и почему он попал в Дымск, Кореньев не знал, так же как и все остальные.

Гарри обычно прогуливался где-нибудь в районе центрального универмага или регулярно после двенадцати дня у филиала прибрежной столовой, превращающейся с пяти часов в вечерний ресторан.

Хотя Кореньев и недолюбливал Курлыкина, он все же, как и его дружки, неоднократно пользовался услугами этого человека. Кореньев знал, что если уж совсем приперло и не на что промыть свинцовую с похмелья голову, то Гарри, хоть и неохотно и обязательно оговорив, что он не какой-нибудь Ротшильд, а всего только благородный малоимущий гражданин, все-таки даст взаймы, взяв какую-нибудь вещицу в залог, отсчитает всю сумму медяками и серебром (бумажки, говорили, он сдавал в сберкассу на выигрышный вклад).

Последний раз Кореньев виделся с Гарри дней десять тому назад, когда отдал ему под заклад модную гранитолевую кепку, которую Регина выскулила у какой-то вдовы спившегося морячка. В тот раз Кореньев даже сцепился с Гарри.

— С твоей внешностью, Геннасимус, — без конца повторял желчный гном, — я бы давно нашел себе какую-нибудь созвучную дамочку, получше твоей Регины. Рост у тебя нормальный, и лицо, если его маленько подутюжить да отполировать, — не очень уж богомерзкое. Тем более ты, Кореньев, человек неразборчивый — тебе ведь все равно, были бы только дублоны да винцо в буфете. Могу посодействовать, если сторгуемся. На подходе одинокая повариха, немолодая, слов нет, но зато по линии высококалорийного питания — полная гарантия. Верность тоже обеспечена. Ну как, желаешь — посватаю? Она тебе и мелкую работенку у себя в столовой подберет — очистки выносить, посуду ополаскивать…

Кореньев даже кулаки сжал от злости:

— Ты бы себе ее в жены взял. Лучше бы помои выносил, чем товарищей обирать. Ростовщик окаянный…

— Где уж мне, слабосильному, — горестно вздохнул Гарри. — И вообще язык свой прикуси, да побольнее. Я никого не обираю. Наоборот, последними своими грошами рискую, давая в долг таким, как ты… А за ростовщика ты еще ответишь… В ногах будешь валяться — копейки не дам!

И вот надо же, не прошло и декады, как снова встретились. Да еще в такой день, когда меньше всего хотелось видеть этого человека.

— Уж не кепку ли свою выкупать собираешься? — смахивая с бакенбард крошки только что съеденного батона, спросил Гарри. — Вкусную булку стали выпекать. Пятнадцатикопеечный батон навернул и даже не заметил. Вот что значит борьба за качество.

Гарри потрогал рукой полу доставшейся Кореньеву от Регины дубленки.

— Дубленки нынче, Геночка, пока еще в цене. У меня в одном доме просила хозяйка — дочка у нее в десятом классе, по фигуре вроде Регины будет, такая же длинноногая. Ей это макси в самый раз. Видно, Регине-то оно больше не понадобится. В колонии ей что-нибудь из готового подберут. Продашь?

— Продам, — с неожиданной для себя решительностью ответил Кореньев.

В предчувствии удачной покупки у Гарри даже бакенбарды приподнялись и заходили, как маятник старинных часов.

— А на сменку я тебе принесу полупальтон — не новый, правда, но из черного валокордина на утепленной химической подкладке. Выглядит почти как новое, ни одной незаштопанной дырки. Полный ажур. Доплату могу нижним бельем компенсировать. Или деньгами. Как хочешь?