Возлюби ближнего! - [133]

— Ну и что с того, что пожилой, — сказала Лелина мама, услышав подробный рассказ о седоволосом джентльмене, уплатившем штраф. — К твоему сведению, Елена Георгиевна, мой первый муж, Андрей Иванович, был на целых тридцать семь лет старше меня, и это не помешало нам счастливо прожить почти два года, вплоть до самой его кончины. А твой папа — Георгий Карлович, — ему уже было шестьдесят три, а мне двадцать шесть, и тем не менее мы так беззаветно, так горячо любили друг друга! Помню, уже после второго удара, когда я только заикнулась о переводе дачи на мое имя, — он, несмотря на предписанный врачами полный покой, встал, пошел в нотариальную контору и, подписав необходимые бумаги, умер, не приходя в сознание!

Закончив столь мелодраматический монолог, Лелина мама всплакнула и, приложив к сухим глазам край шелкового платка, продекламировала с пафосом:

— Да разве теперешняя молодежь способна на такую воистину испепеляющую любовь?

Выдав замуж Лелю номер один за отставного гомеопата, мама вот уже два года безостановочно рыскала везде и всюду в поисках состоятельного и подходящего супруга для второй дочери.

Но найти было не так легко.

Вообще-то женихов у Лели могло бы быть множество: и лицо красивое, и фигура неплохая, и образование десять классов!

Дальше Леля учиться не хотела, да и мама не советовала: «Ну, зачем тебе идти в институт? Цвет лица портить? Нервы расшатывать? Интеллект перенапрягать? Ну, посуди сама — кончишь ты вуз и, хочешь не хочешь, придется на периферию ехать. Я понимаю, когда люди учатся для заработка. А тебе, слава богу, хватает. Дача достанется тебе, вещи ценные и мебель — тоже. А прожить у нас есть на что, — академическая пенсия за первого папу мне до самой смерти полагается, и на сберкнижке кое-какая сумма накопилась».

Доводы матери Леля еще с детства привыкла принимать без противоречий, а потому и на сей раз не возражала.

Правда, мама еще долго опасалась так часто описываемого в романах «девичьего бунта», но ничего этого не было, если не считать вспыхнувшую было любовь к одному конферансье. К счастью, конферансье, оказавшийся молодым многодетным холостяком, сам испугался сильного чувства Лели и стал так часто жаловаться своей возлюбленной на вечные козни эстрадных китов и свое тяжелое материальное положение, что наскучил ей очень быстро.

С тех пор Леля не только прекратила встречи с конферансье, но даже перестала посещать эстрадные концерты и по совету мамы приобрела абонемент в филармонию.

3

Анатолий Филимонович Наврозов пришел к Леле через две недели после троллейбусного происшествия. Пришел в том же клетчатом пальто и широкополой шляпе, с букетом цветов, такой же чистенький, отпаренный, крепко пахнущий душистым ягодным мылом.

Увидя Лелю, он с резвостью, завидной для его возраста, ринулся вперед и протянул цветы:

— Искал, знаете ли, по всему городу, но, увы, ничего не нашел. Пришлось ограничиться мимозами.

Отдав цветы, Наврозов скинул пальто и покосился на соседнюю дверь.

— Квартира у вас не коммунальная? — тревожно спросил он и, получив отрицательный ответ, достал из бокового кармана складную распялку и повесил пальто.

Когда Наврозов узнал от Лели, что муж ее сводной сестры медик, он очень обрадовался.

— Медицина, — сказал он, блаженно щуря изрядно выцветшие, когда-то, видимо, очень красивые глаза. — Что может быть величественней медицины! Помню, покойный Мечников Илья Ильич как-то, повстречавшись с Бехтеревым, рассказал ему такой случай…

Какой именно случай рассказал Мечников Бехтереву, Леля так и не узнала. Вошла мама, и гость, прервав рассказ, почтительно встал, прищелкнул каблуками и отрекомендовался:

— Наврозов Анатолий Филимоныч, адмирал в отставке. Тот самый, о котором поется в песенке: «Жил на свете капитан, он объездил много стран…» Рад познакомиться с очаровательной мамашей не менее очаровательной дочери.

Мать Лели с плохо скрываемым восторгом выслушала комплимент, окинула гостя доброжелательным взглядом и, радушно улыбаясь, спросила:

— Надеюсь, не откажетесь почаевничать вместе с нами?

— Не смею отказаться, — откашливаясь, ответил гость. — Чай — напиток божественный. Особенно если в нем есть цветок. В свое время в России были три знаменитые фирмы — Высоцкого, Перлова и Савина. Я лично предпочитал чай «царскую розу» — покойного Высоцкого Николая Константиныча. Какой аромат! Какой колер! Пьешь, знаете ли, и все больше пить хочется. Теперь уж, понятно, таких чаев нет.

Засыпая заварку, Лелина мама слабо возразила:

— Не скажите… Индийский высшего сорта тоже неплохой… Правда, до Высоцкого ему далеко, но аромат приличный. Вы, простите…

— Анатолий Филимонович, — тихо подсказала Леля.

— Вы, простите, Анатолий Филимонович, как пьете, с сахаром или конфетами?

— Видите ли, — ответил гость, — покойный Елисеев однажды в разговоре с купцом Щукиным справедливо заметил, что чай только тогда и приятен, когда его пьешь с сахаром.

Наврозов выпил три стакана крепкого чая, после чего откинулся на спинку кресла и, мечтательно уставившись на Лелю, сказал нараспев:

— Сижу я у вас и чувствую себя так, будто нахожусь в этом доме давным-давно. Вы и не представляете, как мне, человеку, избороздившему все моря и океаны и ныне пришвартовавшемуся к тихой пенсионной гавани, как мне, можно сказать одинокому старику, приятно очутиться в таком милом семейном обществе!