Возле вождей - [4]

Я с большинством наружки увязался за Геловани и образумился только у Благовещенского подъезда Большого Кремлевского дворца, куда с редкими сопровождающими, чуть припозднившись, подошел сам бог, сам царь, его величество Иосиф Виссарионович Сталин.

— Кого вы сопровождали? — строго спросил он сотрудников наружки.

— Товарища Сталина! — бойко отрапортовал самый находчивый.

— Товарища Сталина? — изумился Верховный. — Извольте тогда ответить, кто же перед вами?

— Перед нами… перед нами… перед нами… — заморгал служака, — вы, товарищ Сталин!

— Сколько же в Кремле товарищей Сталиных? — не унимался вождь. — Хрена от пальца отличить не можете, охраннички липовые. — И, хлопнув входной дверью, проследовал во дворец, где, еле сдерживая смех, его ожидало Политбюро во главе с… Геловани.

Но профессиональный актер не мог простить прекрасно сыгранной роли талантливому статисту.

Хохот был готов раскатиться осенним громом по анфиладам дворца, однако «святой Лаврентий», приметив в глазах Верховного тучу, мгновенно переориентировался.

— А вы, Красиков, почему опростоволосились? Столько раз дежурили у квартиры вождя, неоднократно удостаивались чести личного разговора с Генеральным секретарем, а понеслись за Геловани? Неужто сходство столь идентично, что не различили?

Берия намекал на оспенное лицо Сталина, и первое, что напрашивалось сорваться с языка для объяснения ситуации: в сумерках различия сглаживаются. Но подспудным чувством я догадался: Берия провоцирует меня именно на такое объяснение. Верховный, походя видимо, обидел председателя Комитета госбезопасности, и тот изыскивает способ «возвращения долга» через подставных лиц. В данном случае через меня.

— Почему же нет различия, Лаврентий Павлович? Очень даже разительные различия имеются, — отвечаю. — У товарища Сталина осанка и манеры природные, выработанные годами. В них пластичность и собранность, воля и убедительность, интеллигентность и мудрость. У товарища же Геловани они только намечаются и потому выученные, вымученные, театрализованные, если хотите. Спутать лица никак нельзя. Я и не спутал, а лишь присоединился к большинству…

— Что-о-о? — побагровел Сталин. — Вы, будучи уверены, что товарищ Сталин оставлен без охраны, кинулись к ошибающемуся большинству? К переохраняемо-му Геловани? Правильно я вас понял?

— Так точно, товарищ Сталин, вы поняли меня правильно. Ошибающееся большинство перетянуло меня на свою сторону и повлияло на выбор ситуации.

— Ошибочным оказался выбор. Преступным, можно сказать. — Прищурился Сталин. — Хорошо хоть не оправдываетесь. Другие вон ловчить стали… — И, сменив гнев на милость, добавил: — Впредь перед принятием решения соображайте. Думайте. Вы еще человек молодой. На вашем пути всякое может встретиться: и ошибающееся большинство, и устойчивое меньшинство. Учитесь правильно ориентироваться в ситуации.

Проверка убедила нас, что охрана слабо знает в лицо членов правительства. Мне известно, что готовят ее по фотокарточкам и по инструкциям. Следует пересмотреть подготовку и обучение охраны. Заставить готовить ее по документальным фильмам, по персоналиям, по ориентированию на местности, по привычкам охраняемых, по их манерам двигаться, говорить, по одежде.

— Учтите это, товарищ Спиридонов, — обратился на прощание Верховный к стоящему неподалеку коменданту Кремля. И, взмахом руки отпустив охрану, увлек свиту на собственную половину Большого Кремлевского дворца.

После проверки в воинских подразделениях началась невообразимая переподготовка. Отделами службы в каждой части по два и по три раза в неделю демонстрировались отрывки из документальных и хроникальных кинофильмов перед караульными, заступающими в наряд.

Додумались даже сходных двойников из службистов для каждого члена Политбюро подобрать, которые стали прогуливаться через импровизированные стендовые посты.

Однако испытания с двойниками продолжались недолго. Подобранные в двойники офицеры, желая получше вжиться в роли, не только начали копировать положительные привычки, присущие оригиналам, но порой и запомнившиеся им комические стороны охраняемых.

Так, ныне покойный Петр Кабанов, вжившийся в роль вождя, и Николай Минеев, заменяющий В. М. Молотова, ни с того ни с сего около учебного поста принялись обсуждать поведение тогдашнего Председателя Организации Объединенных Наций Трюгве Ли.

— Нэ правильно вэдет сэбья этот Трюгвэ Лис, — по-сталински возмущался Кабанов. — До сих пор, поны-маешь ли, нэ принимает в Объединенную Нацию Китайскую Народную Рэспублику. Нэльзя долго тэрпеть такой бэзобразия.

— Ти, как всегда, прав, Коба! — уступчиво соглашался Молотов — Минеев. — На первом же заседании снова поставим вопрос о приеме Китайской республики в ООН…

— Поставьте! Поставьте! Да понастойчивее. Бэзобра-зиэ! Государство с миллиардним населением до сих пор не принято в члени ООН, — сердился Сталин — Кабанов и важно шествовал на шаг впереди перед Молотовим — Минеевым.

Такие сценки разыгрывались, разумеется, перед друзьями-сослуживцами, а не на глазах командования. Но имеющий уши да слышит, а имеющий очи да видит.

Услышали и увидели инсценировки на вождей те, кому в обязанность входило все видеть и слышать. А увидев и услышав, страшно перепугались.