Вождение за нос - [10]

И снова я стояла перед дверью со смотровым оконцем, которое теперь даже не было закрыто. Такое положение вещей меня несколько насторожило — Гробовская вряд ли из тех людей, которые изменяют правилам. А открытое окошко равноценно распахнутой двери.

Нажав кнопку звонка, я стала ждать появления за стеклом заплаканных глаз хозяйки. Тут интуиция не обманула меня — лицо Элеоноры Наумовны на самом деле было опухшим из-за пролитых ночью слез. Женщина торопливо открыла нам дверь, даже не спросив о том, кто мои спутники.

— Здравствуйте, Элеонора Наумовна, — начала я, — эти мужчины вели дела с вашим мужем…

— Я помню, помню, Танечка, вы говорили. Проходите. Вы за статуэткой пришли?

Мы стояли, не зная, что ответить. Чужое горе имеет свойство не столь глубоко затрагивать, как собственное, но тем не менее вызывает в вас непонятное чувство вины и тягостное ощущение, которое остается надолго. Теперь меблировка дома не показалась какой-то особенной, хотя, безусловно, продолжала привлекать внимание. Артем и Валерий осматривались, не решаясь сделать и шага. Молчание затянулось.

— Вы заберете ее сейчас? — спросила наконец Гробовская, словно очнувшись от сна.

— Да, если это не доставит вам неудобств, — тихо ответил Архипов.

Мы прошли через холл в гостиную и остановились у двери в кабинет. Хозяйка повернула ручку двери, пропуская нас вперед. Кабинет поразил всех троих. Наверное, это было так заметно, что Элеонора Наумовна, ни к кому не обращаясь, произнесла:

— Мой муж был человеком необычным и привык везде и во всем создавать комфорт. И все же больше всего он заботился о красоте. Красота — великая сила…

Сомневаться в ее словах не приходилось. Кабинет был обставлен, пожалуй, лучше, чем вся квартира, к тому же располагался в самой большой комнате. Три стены от пола до потолка занимали стеллажи с потемневшими корешками старинных книг, картины, написанные маслом, а также исполненные в непонятной технике, произведения чеканки, множество мелочей, которые делали, казалось бы, несовместимые вещи единым целым. Лампа под зеленым абажуром напомнила мне фотографию читающего Черчилля в одном из вузовских учебников — там был очень похожий светильник. Рабочий стол с огромной столешницей был завален тюбиками с краской, иконами, камушками непонятного назначения и кистями. Возникало ощущение, что комната принадлежит художнику, только вот нигде не было видно холстов или листов с этюдами.

Три небольших стула с высокими спинками и подлокотниками больше походили на изящные кресла и стояли вокруг столика на высоких ножках. Также в комнате было несколько закрытых тумб, высокий шифоньер и две этажерки.

Пока я рассматривала комнату, взгляд Валерия не отрывался от стола. Среди всех вещей, которые были на нем разложены, я безошибочно узнала Мару — ту самую статуэтку, за поиски которой мне полагалось двести долларов в сутки.

Он подошел и взял фигурку со стола.

— Вы позволите? — обратился Архипов к вдове.

— Да, конечно. Татьяна объяснила мне, что это ваша вещь.

Стрелецкий, до сего момента никак себя не проявлявший, тоже принялся рассматривать Мару. Но, видимо, не удовольствовавшись обычным осмотром, попросил разрешения воспользоваться большой лупой Гробовского.

Он довольно долго возился со статуэткой. Вертел ее в пальцах, царапал ногтем, чуть ли на вкус не пробовал и, наконец, поставив ее на прежнее место, заключил:

— Это не Мара. Вернее, не настоящая Мара. Подделка, причем не самая удачная. Такую можно изготовить практически в домашних условиях, имея минимум подручных средств. Кроме того, материал, из которого она сделана, далеко не бронза. Так что это не та Мара, которую я видел на аукционе. Статуэтка стоит от силы шесть сотен, и то рублей.

Мы с Архиповым стояли, словно сраженные молнией. Я-то думала, что запросто разобралась с делом, за которое получу небольшие, но вполне заслуженные деньги.

— А вы уверены, что настоящая статуэтка была? — спросила я, надеясь найти хоть какую-то зацепку.

— Абсолютно уверен. Так же, как сейчас уверен в том, что вижу вас, — заверил меня Стрелецкий.

Гробовская стояла перепуганная насмерть и смотрела на нас непонимающими глазами.

— Элеонора Наумовна — заговорила я, подойдя к вдове, — понимаю, вас сейчас это совершенно не интересует, но дело в том, что статуэтка ценою в несколько тысяч долларов пропала из кабинета вашего мужа. И мне, как частному детективу, нанятому господином Архиповым, придется заняться этим делом.

— Да-да, конечно… — торопливо проговорила женщина. — Тогда, наверное, нам лучше пройти в комнату. Тут все слишком о нем напоминает…

Ничего плохого в этом не было, и мы все устроились в гостиной, приготовившись терпеливо выслушать рассказ Гробовской, сколько бы он ни продолжался.

— До того, как вы, Танечка, вчера пришли к нам, произошло много всего. И неприятного в том числе. С самого утра к Витольду Модестовичу пришел его ученик и помощник Данила, вместе с которым они занимались реставрацией и еще какими-то делами. Я в их дела никогда не вникала и старалась не мешать супругу. У нас было так заведено. Работа у мужа сложная, требующая большой сосредоточенности. Когда они работали, из кабинета пахло краской и растворителем, поэтому я уходила в кухню готовить обед, чтобы не дышать всякой гадостью. Около одиннадцати часов пришли еще двое мужчин. Один — Игорь, жених Инги, дочери супруга от первого брака. Витольд Модестович давно разошелся с матерью Инги, но добрые отношения с дочерью поддерживал всегда. Инуля к нам часто приходит, вежливая девочка. У нее и комната тут раньше была. Теперь, правда, она закрыта — Инга живет с матерью и собирается замуж.