Вожаки комсомола - [33]

А Чжан хлопнет себя по коленке и крикнет: «Ребята, это же Рафик! Мы ждали товарища из КИМа, но никак не думали, что этим товарищем окажешься именно ты, Рафаэль». Ну и пошла писать губерния!

Увы, в китайском котле неожиданно образовалась течь.

11

Еще в дороге до Хитарова дошла зловещая весть: Чан Кай-ши совершил контрреволюционный переворот в Шанхае и Нанкине и образовал в Нанкине правогоминдановское правительство, которое сам и возглавил. Таким образом, случилось именно то, что Исполком Коминтерна в своем анализе положения в Китае учитывал как худший из возможных вариантов: с развитием и углублением революции крупная буржуазия, придя к выводу, что антиимпериалистическая борьба угрожает и ее интересам, отошла от революции и попыталась сокрушить ее. И сделала это с помощью наиболее умного и жестокого своего ставленника — Чан Кай-ши, сумевшего исподволь, осторожно и постепенно прибрать к рукам почти все командование национально-революционными войсками.

Оказавшись в Ухани — одном из крупнейших городов Китая, с населением около двух миллионов человек, — Хитаров был просто-напросто озадачен непонятным оптимизмом, царившим в руководящих кругах компартии и комсомола. Будто ничего и не произошло! Будто и не потеряла революция в течение нескольких дней Шанхая и Нанкина! Будто не льется кровь шанхайских коммунистов и комсомольцев, на которых подручные Чан Кай-ши устраивают массовые облавы и которых предают изощренным пыткам и казням!

А в Ухани тишь, гладь и божья благодать. Большинство руководителей партии и комсомола уповают на генерала Ван Цзин-вэя, возглавившего левогоминдановское правительство, и играют с ним в поддавки. Все дело, конечно, в фигуре Чэнь Ду~сю — Генерального секретаря ЦК КПК.

Профессору Чэню уже под пятьдесят. Широко образованный человек, учившийся в Японии и во Франции, он принадлежит к старой гвардии. Активно участвовал в революции 1911–1913 годов, а в 1915 году основал журнал «Синь циннянь» («Новая молодежь»), который с 1921 года стал центральным органом партии. Был профессором Пекинского университета и, как рассказывают, пользовался громадным влиянием на студенческую молодежь. Его авторитет непререкаем. Он не говорит, а вещает. Ему внимают как пророку, а чтут как божество, принявшее облик человека.

Конечно, Хитарову и раньше были хорошо известны правооппортунистические ошибки Чэнь Ду-сю и его неоднократные попытки оказывать сопротивление линии Коминтерна, но то, что собственными глазами увидел в Ухани, показалось ему просто чудовищным.

И пока Ван Цзин-вэй и его приспешники били себя кулаками в грудь, обещали «расправиться» с отступником Чан Кай-ши, растоптавшим заветы доктора Сунь Ят-сена, Центральный Комитет КПК без боя сдавал одну позицию за другой. Так, например, руководство партии согласилось подчинить гоминдану все профсоюзы, все крестьянские союзы и другие массовые революционные организации, находившиеся под влиянием коммунистов. Оно отказалось от каких бы то ни было самостоятельных акций, приняло решение о добровольном саморазоружении рабочих пикетов Ханькоу — города, представлявшего собой одну из частей Ухани, — по существу, разогнало боевую пионерскую организацию в Ухани, не препятствовало разгрому всех крестьянских союзов на территории национального правительства, причем в оправдание жестокого преследования отрядов «красных пик» была разработана особая «теория», будто аграрная революция в Китае возможна и без захвата помещичьих земель.

— Что тут у вас происходит? — возмущенно спрашивал Рафаэль молодых людей, работающих в аппарате Центрального Комитета комсомола.

— Мы выполняем указания товарища Чэнь Ду-сю, — с придыханием ответствовали молодые люди. Впрочем, они тут же любезно соглашались с аргументацией представителя ИК КИМа, кивали головами, улыбались, но делали все наоборот.

Но ведь не эти молодые люди, как молитву повторявшие высказывания Чэнь Ду-сю, представляли боевой, поистине героический комсомол Китая!

Разобравшись в обстановке, Хитаров пришел к выводу, что Центральный Комитет комсомола, находящийся в Ухани, ограничивает свою деятельность лишь несколькими ближайшими провинциями. Работники Центрального Комитета плохо знают о положении на местах. Связи с Шанхаем, Кантоном, Гонконгом и севером страны оборваны. Информация с мест отсутствует. Цифры учета берутся с потолка. Уханьская организация комсомола почти не использует возможностей легальной работы и, по существу, занимается кружковщиной. А теперь 15 мая, вслед за V съездом Китайской компартии, должен открыться и IV съезд комсомола, и он, Хитаров, будет выступать на съезде с докладом о деятельности Исполкома КИМа. Но имеет ли смысл говорить о проблемах международного юношеского движения в отрыве от конкретной деятельности китайского комсомола? А что может сказать он сейчас, ознакомившись только с работой Центрального Комитета и Уханьской организации? Разве что констатировать, что оппортунизм проник и в комсомол? Но будет ли это характерным для низовых организаций, для всего комсомола Китая? На такой вопрос Хитаров мог ответить лишь после непосредственного ознакомления с жизнью, деятельностью и настроениями комсомольских организаций, работающих легально, полулегально и в условиях глубочайшего подполья. Поэтому он сразу же потребовал от Центрального Комитета устроить ему поездки в провинции, занятые милитаристами, в Гонконг, в Шанхай, Кантон и Нанкин.