Вожаки комсомола - [32]

— Располагайся.

Шацкин молчал и как-то уж слишком внимательно разглядывал Рафаэля. Наконец спросил:

— Ну что ты думаешь о Китае, Рафик?

— Если ты, дорогой, собирался ошеломить меня таким вопросом… я еще неважно знаю английский.

— Ага, — хмыкнул Шацкин. — Язык дело поправимое. Ты человек способный, а времени предостаточно.

— Неделя? Две?..

— Да нет же, Рафик! Не на пожар, хотя, конечно, Китай в пламени. Полагаю, месяца два у тебя в запасе. Никак не меньше.

Хитаров соскользнул с края стола, подвинул стул, сел и, поставив локти на стол, вцепился пальцами в свои густые блестящие волосы.

— Я же Китаем не занимался.

— Но у тебя опыт работы в нелегальных условиях.

— Только европейский! А кроме того, партия в Китае легальна. Там немало хороших парней.

— Вот-вот, — чуть прищурил свои карие глаза Шацкин. — Поедешь, встретишься там с Оскаром, привет ему кимовский передашь, глядишь, и он тебе кое-что подскажет. А что касается мастерства конспирации, то кто знает, не пригодится ли оно тебе коли не сегодня, так завтра. Не такие уж мы с тобой повара, чтобы на глазок определить, что варится в этом огромном котле.

— Надолго ехать? — спросил Хитаров.

— Нет, самое большее на год.

— Ну удружил!

— А что, за немцев своих беспокоишься — осиротеют, мол? Уж как-нибудь присмотрим.

Рафаэль засмеялся, блеснув белыми ровными зубами.

— Решение уже принято? — спросил он, сразу посерьезнев.

— Нет. Решить должен ты сам.

— Лазарь, дорогой, помнишь ли ты хоть один случай, когда кто-нибудь из нас отказывался выполнить поручение Коминтерна?

— Нет.

— То-то и оно! Значит, я начинаю подготовку.

— Действуй, Рафик, действуй!

Назавтра Хитаров уже не пришел в ИК КИМа. Намеченный им план подготовки к поездке в Китай требовал по крайней мере четырнадцати часов в день усидчивого многообразного труда.

Он затребовал из публичной библиотеки труды, посвященные Китаю, на русском, немецком и английском языках. Увесистые тома в толстых картонных, под разноцветный мрамор переплетах, с кожаными корешками и поблекшим золотом тисненых букв. Старые книги. Траченные временем, словно прошли они через тысячи нетерпеливых рук.

И все это как добавка к совершенствованию английского языка и, естественно, изучению важнейших документов Коминтерна и КИМа по китайскому вопросу. Четырнадцать часов в сутки оказалось явно недостаточно. Хитаров сократил сон до шести часов, но сохранил ежевечернюю, обязательную в любую погоду, полуторачасовую прогулку по Тверской и Садовому кольцу, чтобы «проветрить мозги».

Однажды Коля Фокин, заглянув в комнату Хитарова, застал его за чтением английского перевода книги «Дао дэ цзин», в которой изложены идеи Лао-цзы, основоположника даосизма.

— Ого! — воскликнул он. — Берешь на вооружение старика Лао. А пригодится ли тебе сия премудрость, Рафик?

— Человек должен следовать «дао», то есть отказаться от мудрствования. Какую же премудрость имеешь ты в виду, о Николай, застав меня за изучением основ даосизма?

— Ловко! Но только я опасаюсь, не слишком ли глубоко вскапываешь?

— Я же бохумский рудокоп, Коля, — рассмеялся Хитаров. — Привык глубоко копать. В шахте. Худо другое — китайского языка не знаю, а выучить его за такие сроки выше сил человеческих.

— Неужели пробовал?

Хитаров вытащил из-под стопки тяжелых книжищ общую тетрадь в клеенчатом переплете. Раскрыл, перелистал. Ее страницы были испещрены старательно выведенными иероглифами и переводами их на русский и английский.

— Вот это зазубрил, — хлопнув ладонью по тетради, сказал Хитаров. — Самое необходимое. Но выговор у меня ужасающий.

Фокин с нескрываемым уважением посмотрел на своего друга.

— С таким запасом прочности ты и в кипящем котле не пропадешь.

10

А котел бурлил все сильнее, и казалось, что вот-вот события подтвердят оценку перспектив китайской революции, сделанную VII пленумом ИК КИ, и государство, созданное в результате победы революции, «будет представлять собой демократическую диктатуру пролетариата, крестьянства и других эксплуатируемых классов».

Национально-революционная армия одерживала все новые и новые победы на севере над войсками милитаристов. Ухань была объявлена столицей революционного Китая. 21 марта 1927 года началось вооруженное восстание шанхайского пролетариата, и уже на другой день восстания — 22 марта — в город вступили революционные войска. Через два дня был взят и Нанкин.

Правда, главнокомандующим революционных армий оставался Чан Кай-ши, честолюбец и авантюрист, однажды уже попытавшийся повернуть события вспять и совершить в Гуанчжоу контрреволюционный переворот. Но думалось, что революционные волны, накатывающиеся одна за другой, достигли уже такой мощи, что роль волнореза станет Чан Кай-ши не по силам.

Во всяком случае, после обстоятельной беседы с секретарем ИК КИ Осипом Пятницким, великим знатоком конспирации, Хитаров, отправляясь в долгий путь, был почти убежден, что, оказавшись в Ухани — новой столице революционного Китая, ему не понадобится скрываться на нелегальных квартирах или жить согласно тщательно разработанной легенде о некоем молодом энергичном баварце, представляющем могучий концерн «И. Г. Фарбениндустри». Зачем это, когда в Уханьское правительство вошли коммунисты, а центральные комитеты КПК и комсомола разместились на одной из главных улиц города! Он пойдет и скажет: «Во хэнь цэю мэйю кань цзянь нимэнь! — Давненько я вас не видел!»