Вожаки комсомола - [128]

На бюро ЦК проходила беседа — советовались, как оживить работу среди пионеров, с чего начать, что в первую очередь выправить, как организовать контроль и т. д. После продолжительных споров Бойченко предложил:

— Давайте попросим помощи у партии.

Мы удивленно переглянулись, не понимая, о чем идет речь. Но быстро поняли…

Согласовав с Центральным Комитетом партии Украины, мы начали готовить материал на заседание ЦК КП (б) У. На заседание было приглашено много партийных работников, вынесено практическое решение, которое обязывало партийные организации уделять больше внимания работе школы и пионерских организаций, указывало партийным организациям систематически контролировать исполнение решения Политбюро.

Когда через год ЦК комсомола Украины созвал слет пионеров республики, стало особенно заметно, насколько улучшилась работа по коммунистическому воспитанию детей».

Александр снова едет в Донбасс.

Широкая донецкая степь. Особенно неоглядна она теперь, когда кругом белое снежное безмолвие и страшная колючая метель немилосердно бьет в лицо.

Остановлено железнодорожное движение. Александру обязательно надо быть утром в райкоме. И он несколько долгих часов, почти до самого рассвета, пробирается по снежной пустыне. В голове только одна мысль: выдержать, не упасть. Наконец, промерзший, обессилевший, он добрался до жилья. Из последних сил постучал в темное стекло окна. А здесь люди — он спасен!

Робко засветилась керосиновая лампа. В ее сумерках суетливо забегали по стенам длинные тени. Звякнул железный засов.

— Боже ты мой, в такую непогоду… — запричитала пожилая женщина в длинной полотняной сорочке и по самые глаза повязанная платком, когда Александр едва переступил порог. — Неужели это со станции?

Александр кивнул и хотел сказать «да», но домашнее тепло сильно сжало грудь, и закружилась голова.

— На такую дорогу решиться в пургу? — не унималась женщина, гремя посудой.

— Поставь-ка поживее кипяток! — сказал жене хозяин.

— А мне не привыкать… — только и успел проговорить Александр и от усталости склонился на скамейку. Его быстро раздели, а разуть не смогли, не стягивался с правой ноги валенок, и пришлось его разрезать. Перед ним поставили чайник кипятку и бутылку вина. Натерли спиртом, потеплее укрыли.

Проснувшись утром, Александр Максимович почувствовал себя бодрым и подумал: все обошлось…

Но страшное случилось месяца через два, когда он снова был в Донбассе.

Он помнит, как упал на угольную глыбу. Шахтеры бросились к нему.

— Что с вами, Александр Максимович?

Открывает глаза. Над ним склонились шахтеры.

— Мне уже лучше, — тихо произносит.

Пробует встать сам… и не может: нет сил. Шахтеры несут его к клети. На поверхности уже ждет машина «скорой помощи»…

Позже в его дневнике появится такая запись:

«Снова вернуться в ряды бойцов народа, в ряды большевиков, идти со всеми в ногу, делать пусть маленькое, но полезное дело — стало моей страстной мечтой, содержанием моей жизни…»

А тогда эта мысль еще не была оформлена в слова. Он чувствовал ее лишь сердцем. И остался в Донбассе. Даже не хотел говорить ни о какой болезни и продолжал работать. Ходит с забинтованной шеей, опирается на палку, потому что трудно передвигаться, но не сдается. Два месяца, пока есть силы. Хочет встретиться со Степаном Ерохиным, которого послал в Донбасс, узнать о его успехах.

Ерохин был очень удивлен и обрадован, услышав по телефону голос Александра Максимовича и, с большим трудом раздобыв автомашину (их тогда было не больше десяти на весь город), привез его из Донецка в Макеевку. Сразу же предложил собрать работников горкома комсомола на совещание, но Бойченко отговорил:

— Еще успеется, Степан. Давай сперва поедем на шахту. Хочу на месте посмотреть, в каких условиях живет и работает молодежь, мобилизованная комсомолом.

Бойченко и Ерохин решили поехать на шахту «София», неподалеку от Макеевки. Машина бежит широкой пыльной дорогой. Город переходит в шахтерский поселок: маленькие белые домики, около каждого палисадники, а в них — сирень, яблони, абрикосы, вишни… А над кручей будто повис «Шанхай» — так здесь называют далекие окраины поселков — мазанки тесно жмутся друг к другу. Показались терриконы «Софии». А в голову непрошено лезут мысли о грядущем, когда не будет этих пыльных дорог и этих ветхих домишек тоже не будет. А как-то оно будет? Как? Приехать бы сюда через несколько лет и снова на все посмотреть… Наверно, ничего не узнал бы!

Останавливают машину, выходят. Александр Максимович поднимает вверх голову, смотрит, как плывут над поседевшей от пыли степью белые облака. Пьяняще пахнет полынью. Где-то монотонно стрекочет кузнечик…

Сначала Ерохин не обратил внимания, что Александр Максимович опирается на палку при ходьбе, думал, носит, как обычный сувенир из Крыма или Кавказа. Но, внимательно приглядевшись, заметил, что он как-то необычно держит голову, спросил, что с ним.

— Да вот здоровье подкачивает. Трудно поворачивать голову, а с палкой мне легче ходить…

Они уже подошли к шахте. Понимая, как нелегко передвигаться в лавах, где иногда приходится и ползти, Степан Федорович стал отговаривать Бойченко спускаться в шахту.