Возгорится пламя - [10]

— Нет, мы вас доставим.

Ямщик, недовольно покашляв, потеснился на облучке. Учитель приткнулся на уголок и по дороге начал рассказывать новой знакомой:

— В городе я очутился, как рак на мели. Уж думал пешком до дому добираться.

— Ты знаешь, Надя, Владимиру Петровичу, как говорят сибиряки, нынче пофартило: Мартьянов дал заказ на лекарственные травы да коренья. И школа будет с деньгами.

— Совершенно неожиданно! — воскликнул учитель. — Все благодаря…

Ульянов не дал договорить:

— Это вы напрасно. Моих заслуг тут нет. Вы и без меня могли пойти к Мартьянову.

— Да я и не предполагал… Вот уж воистину не знаешь, где что найдешь! Словно золотой самородок!

— А в музее мы, — продолжал оживленно рассказывать Владимир Ильич, — вместе смотрели гербарные листы. Теперь ясно, что собирать и как сушить.

— Хорошо придумано! — подхватила Надежда Константиновна. — Для детей — заманчивый труд. И на пользу им: глубже узнают природу. Мне кажется, в этом есть, правда едва приметный, зародыш школы будущего.

— Возможно. Вполне возможно. Ну, а потом мы отправились на пристань — получать багаж: наконец-то нам с тобой пришли книги! Ты не заметила? Вон — на задке целый ящик!

— Те, которые заслали куда-то в сторону Иркутска?

— Вероятно, те самые, отправленные еще зимой.

— Значит, не зря съездил?

— К исправнику зря. До сих пор не отыскали «статейных списков»! Ужасная канцелярская волокита! Сибирские «порядки»! Исправник обещает запросить из Красноярского тюремного отделения, но… «Улита едет, когда-то будет».

— Извините за вмешательство, — нерешительно заговорил Стародубцев. — А что, если отца Ивана попросить по-свойски? Я бы мог к нему сходить.

— Без документов? Ни в коем случае. У нас…

Ульянов приложил руку к щеке.

— Ты бы помолчал, Володя. Тебе трудно с больным зубом.

— Ничего. — И, кинув острый взгляд в смущенные глаза учителя, Владимир Ильич повторил: — Ни в коем случае. У нас такое правило. И вам советую.

— Да я, как лучше…

— А лучше вам с ним… Надеюсь, слыхали от табакуров? Табачок держать врозь. И ладану не подмешивать.

Ямщик помог занести багаж в горницу. Дженни, встретившая у ворот, бегала вокруг, подпрыгивала, повизгивая от радости, и со всех сторон обнюхивала ящик. Владимир прикрикнул: «На место!» Это не подействовало. Оттолкнул — собачка снова метнулась к нему, лизнула руку.

— Такой настырной я не видывала! — возмутилась Елизавета Васильевна, сходила в кухню за ломтиком шаньги. — Угости, а то не отстанет.

— Ну, хорошая, хорошая! — Владимир погладил Дженни, отдал ломоть, и собака ушла на свой коврик.

Опять заныл зуб. Пришлось доставать флакончик с каплями.

Надежда сказала:

— Мартьянов прав: надо тебе, Володя, в Красноярск. К дантисту, я думаю, разрешат.

— В Красноярск — заманчиво! Но… — Взял Надю за плечи и поцеловал в висок. — Сейчас не могу. Пока не обвенчаемся.

— У тебя серьезные опасения?

— Черт их знает, что у них на уме, у полицейских крючкотворов?! В одном моем прошении уже отказано: не позволят Кржижановским и Старковым приехать к нам на свадьбу.

— Думаешь, это не случайно?

— Пока ссылаются только на побег Рай-чина: дескать, взял отпуск на поездку в деревню, а сам сбежал. Исправник рассвирепел, ни о чем слышать не хочет. Вот тебе и Красноярск!

Обоим не терпелось взглянуть на книги. Владимир острием топора отодрал крышку, Надежда ножницами разрезала рогожу, и они склонились над пропыленным ящиком, словно над ларцом с драгоценностями. Беспокойная Елизавета Васильевна напомнила, что на столе остывает самовар, но дочь ответила:

— Подожди, мама. Не каждый день приходит такое богатство!

Доставая книгу за книгой, Владимир нетерпеливо откидывал корку переплета, иногда пробегал глазами по оглавлению и передавал Надежде. Она, взглянув на заглавие, тряпочкой вытирала пыль и ставила на полку. По разделам. Как в настоящей библиотеке! Тут была и беллетристика, и поэзия, и экономические исследования, и философские трактаты, и статистические сборники.

— Теперь нам можно не опасаться зимней скуки.

— Ты, Наденька, права. Такими богатыми мы с тобой и в Питере не были. Хватит до конца здешнего сидения. Хотя как сказать, — Владимир взыскательным взглядом окинул книжные полки, — все равно придется беспокоить в Минусинске Мартьянова, в Москве — Анюту, в Питере — «Тетку» с ее книжным складом.

— Новинки нам, конечно, понадобятся.

— Не только новинки. Хорошие книги, Наденька… Ну, как бы тебе сказать? Это — родники в жаркой пустыне. Сколько ни пей — жажды не утолишь.

Глава вторая

1

Сквозь непролазные леса пробралась весна за Прибайкальские хребты, сорвала снежные папахи с высоких сопок, растопила сугробы в тесных долинах, взломала лед в верховьях Лены.

Но в последние апрельские дни со всей исполинской силой дохнул север. Выпал снег по колено, покрылся жесткой коркой. В речных теснинах тяжелый морозный ветер остановил льдины и спаял в громоздкие заторы.

Федосеев проснулся от головной боли. Казалось, ледяные клещи стиснули виски и придавили к соломенной подушке. Руки болели тоже: он подержал ладони на лбу, потер возле ушей, и в голове потеплело. Пошевелил ногами, обутыми в потрепанные валенки; откинул с груди жесткую дерюгу, какими в деревнях застилают полы, и встал. Под его шагами заскрипели половицы, в щели из промороженного подполья тянуло холодом. Смутно синели окна, — начинался рассвет, студеный, безрадостный.