Воздушный витязь - [59]

— Отсидишь на гауптвахте. А сейчас тащи самолет на стоянку.

Кряхтя и причитая, откуда только сила взялась, Огудин прикатил "ньюпор" на место.

Командир авиаотряда поручик Хорунжий вынужден был доложить об этом случае капитану Крутеню.

Евграф Николаевич тогда посмеялся. Он знал этого солдата. Но караульная служба его озаботила. Немцы могли забросить на аэродром лазутчика. А самолеты надо было беречь, как зеницу ока.

4 июня 1917 года Крутень получил телеграмму: "Начало будущей работы молодой авиагруппы ознаменовано блестящим подвигом славного боевого командира капитана Крутеня, под командой которого она успешно умеет конкурироваться с 1-й авиагруппой, насчитывающей уже за собой около двадцати окончательных решительных побед. От души поздравляю капитана Крутеня. Ткачев".

Казалось бы, лестно получить такую похвалу от начальства, но она вызвала у Евграфа Николаевича чувство досады и неловкости, потому что не отражала сути дела. Почему сказано "будущей работы", когда группа действует, воюет уже третий месяц, да и отряды, входящие в нее, до этого имели немалый боевой опыт, победы? И опять же сравнение с 1-й авиагруппой, она подается как образец. Известно, что командир 1-й авиагруппы Козаков — любимец Ткачева, последний называет Козакова "королем воздуха", всячески прославляет. Но это — его дело. Капитан Крутень чувствует себя неловко и потому, что в телеграмме содержится похвала только в его адрес, а ратный труд командиров отрядов, рядовых летчиков никак не оценивается, будто они тут ни при чем. Крутень убежден в том, что какие подвиги ни совершали бы воздушные бойцы 2-й авиагруппы, они всегда останутся в тени. Таков подполковник Ткачев, перенявший склонность к интригам у великого князя Александра.

Вскоре в адрес Крутеня пришла вторая телеграмма: "Главкоюз приказал сердечно благодарить Вас за полное отваги дело и представить к награде. Степанов".

…Подполковник Ткачев нервно ходит по своему кабинету, заложив руки за спину, совсем не по-военному. На его лице горят багровые пятна. Он то и дело косится на стол, где лежит телеграмма из ставки Верховного главнокомандующего, полученная только что, 27 мая 1917 года. Кажется, слова этой депеши хлещут его по глазам, жгут душу. Ткачев бормочет: "Как узнали? Кто донес?" Он еще раз читает телеграфные строки:

"Начальник авиагруппы, приданной вашей армии, военный летчик капитан Крутень дважды, 18 и 24 мая, сбил аппараты противника, причем оба раза они упали на нашей территории. Между тем в ваших оперативных сводках об этих успехах выдающегося летчика не было упомянуто, и факт этот не попал в официальные сообщения Ставки. Прошу исправить это упущение дополнительным донесением в Ставку и в будущем в отделе "Действии летчиков" обязательно упоминать о всех успехах нашей авиации. Духонин".

Ткачев бросает телеграмму на стол, скрипнув крупными зубами. Да, это — щелчок по носу. Глупо, страшно глупо. Ему сделали замечание как неопытному мальчишке. За что? Он безупречно, верно служит отечеству, идеально руководит авиацией фронта. Подчиненные ему авиационные отряды и группы отважно сражаются с врагом, одерживают победы. Чего же еще? Правда, положа руку на сердце, исповедуясь перед самим собой, он может сказать, что недолюбливает Крутеня. Поэтому не включил в последнюю сводку дне его победы. Что такое Крутень, кто такой Крутень? Появился этот молодой офицер-малышок и затмил своими деяниями многих и многих. Издает книжки! Эка невидаль!

А может быть, инспектор авиации видел в Евграфе Крутене соперника себе? А что? Узнало бы командование все отменные качества капитана — храбрость, ум, великолепное летное искусство, умение руководить, воодушевлять летчиков — и сказало бы бывшему казачьему старшине: освобождай-ка место, нас больше устраивает Крутень. Если это не так, то почему же тогда даже десятки лет спустя Ткачев в своих воспоминаниях (правда, не опубликованных) пытался умалить заслуги Крутеня, принизить значение его теоретических трудов, как устаревших, и в то же время превозносил собственную персону.

Время рассудило иначе. Евграф Николаевич Крутень остается крупной величиной в авиации, его заслуги перед отечеством, народом неоспоримы. Его соратники, его друзья написали о нем воспоминания, в которых воздали должное своему славному командиру, истинному рыцарю без страха и упрека, подлинному патриоту России. Среди этих людей А. В. Шиуков, И. А. Спатарель, Н. М. Брагин, Б. Н. Кудрин.

В своих неопубликованных заметках военный летчик Николай Михайлович Брагин рассказывает о том, что ему посчастливилось дважды летать с Крутенем, который охранял его разведывательный самолет.

"В одном из полетов капитан Крутень сбил на моих глазах самолет противника. Заметив немца, Крутень атаковал его сверху, со стороны солнца. Две-три коротких очереди из пулемета, и мы увидели, как немецкий самолет стал падать…

Через несколько дней, находясь на своем аэродроме (у деревни Денисувка) вблизи Тарнополи, и услышал короткие пулеметные очереди. Бой шел в стороне от аэродрома на высоте 2000–2500 метров. В синеве безоблачного неба, освещенного лучами солнца, трудно было различить самолеты, ведущие воздушный бой.