Воздушные шарики запрещены - [23]

Дождь усиливается. Тесть уже промок насквозь. И футболка, и брюки fjällräv[11], и густая борода. Удерживая шатер одной рукой, другой я ухитряюсь открыть дверь машины и взять телефон с сиденья.

Срочное сообщение, говорю я, размахивая мобильником под струями дождя.

От Анники? – спрашивает он.

Я ограничиваюсь отрицательным кивком.

Ольга просит прощения, что не отвечала на мои эсэмэски (собственно, я послал всего одну), но она никак не могла, поскольку в ее жизни за это время много всего произошло, и ей пришлось этим всем заниматься. Пишет она по-шведски.

Я вижу, что колени у тестя уже подогнулись, а лицо слегка побагровело от напряжения. Он улыбается мне, давая понять, что все в полном порядке и я могу болтать в свое удовольствие.

Ольга пишет, что хочет поговорить. По важному делу. Спрашивает, удобно ли мне сегодня. Предлагает встретиться в 14.00. Это уже через два часа.

Постараюсь успеть, отвечаю я, хотя мой ответ и не вяжется с цейтнотом, в который я угодил. Я сам не вполне понимаю, какие мысли крутятся у меня в голове.

Хочу воспользоваться случаем,

раз уж мы собрались здесь у Бритты, и принести искренние извинения за свое поведение в последний день перед каникулами, а именно за утро 3 июня, когда я заходил к вам в кабинет, Патрик.

Пауза.

Это уже перебор.

Патрик стоит рядом с Бриттой, скрестив на груди руки. Уголки губ опущены, глаза на мокром месте. Такое ощущение, что он недавно постригся.

Представитель профсоюза тоже здесь, видимо, хочет убедиться, что все пройдет без эксцессов. Это невысокого роста мужчина в пиджаке, который ему немного велик. Он почти все время молчит, но вид у него серьезный.

Малин тоже подошла. Честно говоря, не понимаю, с какой целью, но она тут как тут. Чтобы ничего не упустить.

Еще я бы хотел подчеркнуть, продолжаю я, что прекрасно понимаю: мы в нашей академической среде, где невозможна дружба всех со всеми, всегда должны стремиться к тому, чтобы вести себя подобающим образом, проявляя должное уважение друг к другу.

Бритта уже собирается что-то сказать, но я успеваю ее опередить.

Помимо этого, хотел бы поблагодарить Бритту и Малин за то, что они обратили мое внимание на совершенный мной проступок.

Патрик неуверенно косится на коллег, и мне кажется, их улыбки как-то слегка поблекли. Пора закругляться. У меня мало времени: встреча с Ольгой через двадцать минут.

Путь в ад, как известно, вымощен неуместными извинениями, и я нисколько не сомневаюсь, что студенты, так и не посмотревшие фильм, который я планировал им показать, прекрасно и счастливо проживут, не имея ни малейшего представления о Габриэле Акселе и Бликсен. В мире столько войн и разрушений, что это, конечно же, ерунда, несущественная мелочь, не стоящая того, чтобы мы продолжали тратить на нее время, а ты, Патрик, помни: если придет день, когда тебе понадобится поддержка, понадобится человек, с которым можно поговорить, ты можешь рассматривать мою кандидатуру. Можешь не сомневаться, я не держу на тебя зла.

Ольга отодвигает стул

и садится.

Привет, говорит она беззаботно, снимает солнцезащитные очки и кладет их на столик перед собой.

Я несколько секунд внимательно ее разглядываю. Высокие скулы, зеленые глаза и белая кожа, к которой не пристает загар. Прошло уже больше трех недель с того вечера, когда я видел ее в последний раз. Трудно представить себе, что я ласкал ее везде, где только можно, залезал к ней под платье и все такое.

Ты что-то хотела? – спрашиваю я. Она мотает головой. Я предложил ей встретиться в Эспрессо Хаус. Дела таковы, что видеться в университете сейчас слишком рискованно.

Я спрашиваю, как она себя чувствует.

Учитывая обстоятельства, неплохо, говорит она.

Я не знаю, как мне понимать ее слова. У меня не было возможности внутренне подготовиться к встрече с ней. Но теперь вот мы сидим здесь, в кафе, и я не вижу ни малейших признаков того, что каким-то образом обидел ее.

Я не знаю, с чего начать, но ведь, в конце концов, она сама была инициатором нашей встречи. Вот бы и начинала сама разговор.

Хочу извиниться за свое поведение, говорю я, возвращаясь на дорожку извинений, которую проторил на предыдущей встрече. Чувствую я себя при этом совершенно естественно, кажется, я способен твердить это до бесконечности: простите, простите, извините.

Она смотрит на меня. Ничего страшного, говорит она. Думаю, стоит закрыть эту тему.

Мне так не кажется.

Ольга качает головой.

Я не очень хорошо помню, настойчиво продолжаю я, что вообще произошло, и меня это обстоятельство все это время мучило. Что-то мне подсказывает, что я перешел рамки дозволенного.

Я не упоминаю, что в какой-то момент уже рисовал себе в своем воображении, как скинул ее с дивана, от чего она благополучно скончалась. Теперь эти фантазии кажутся полным бредом.

Она открывает рот. Я чувствую, ей стоит усилий собраться, чтобы заговорить. Говорит, что ничего такого не произошло. Просто мы оба выпили лишнего, и она вполне понимает, почему я на нее разозлился, если я, конечно, об этом.

Я отвечаю, что сам не знаю, о чем я. Мои слова вызывают у нее осторожную улыбку.

Она объясняет, что не писала и не звонила мне, потому что была в России: ее маме только что сделали операцию. Ей удалили легкое, говорит Ольга, но врачи оптимистичны в прогнозах.