Войной опалённая память - [24]

Шрифт
Интервал

Я прекрасно знала эту местность. Здесь прошло мое детство и юность — пастушкой на лугах, в полях и лесах арендуемой родителями земли. Поблагодарив этих гостеприимных и добрых людей, я пошла ночью домой, к детям. Они были розданы по людям, на случай, если не вернусь. Ведь искать справедливости шла я не куда-нибудь, а к фашистам, от которых можно было ожидать чего угодно.

«Решение» оккупационных властей я передала Паречину, который был у нас бригадиром 6 лет еще до войны, а сейчас оставался на этой должности у оккупационных властей и тесно с ними сотрудничал. Этому способствовало то, что его шурин Губарь служил в полиции. В его обозе я и шла в Гресск за землей. На собрании в школе в Пересельках он был и слышал приговор моей семье: земли не дать, уничтожить или быть заложниками.

— Свихнулась баба, — шептал подвыпивший Губарь указывая собутыльникам на меня в пути. — Идет к карателям искать справедливости.

…Он же принес радостную весть, что «приписники» разбежались. Агитация не прошла даром. В полиции было много случайных, колеблющихся. Над ними тоже надо было работать.

Доложила о результатах похода в Гресск старосте Писарику, показала справку со штампом на масло и сыр. Это оказалось убедительнее, чем документ на землю, которая без пота и труда не прокормит.

Писарик «великодушно» выделил моей бедствующей семье 13 соток озимой ржи на Широком поле. Там, где в жниво 41-го года немецкий самолет сбрасывал на наши головы листовки.

СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛЬ РУДАКОВ

Люди становятся сплоченнее, когда наступает общее горе. Прицепились фашистские власти даже к вопросу крещения детей. Нашивки решили цеплять на одежду малышам, чтобы отличить крещенные они или нет. Некрещенный, значит, растет советский человек, или более того, коммунист. А где было крестить, церквей было мало. Половина народу возможно, и ходило некрещенными. Но люди были добрые трудолюбивые, мирные, всегда старались идти на помощь друг другу.

…Усаживает на повозку моих малышей моя братовая Мария Давыдовская, везет в церковь в Поречье крестить, чтобы избежать нашивок и преследования. Ведут службу священнослужители Рудаков и Слабухин. Вслушайтесь внимательно, люди, в их мудрые проповеди:

— Братья и сестры! Черные тучи повисли над нашей землею. Невинная кровь людская льется рекой. Огнем и мечом прокладывает себе дорогу чужеземец. Такой жестокости не видывал свет во все времена. Заклинаю Вас и прошу, забудьте все распри и обиды, будьте милосердны друг к другу, прощайте все грехи ближнему, в сплоченности сила людская… Да поможет Вам Бог!

В проповеди открыто не было сказано о гитлеровской Германии, но закладывалась идея противостояния насилию и порабощению. А кто если не кровожадный фашист, если не его прихлебатели издевался над мирным многострадальным народом, против кого надо было объединять силы, кому надо было противостоять, чтобы обеспечить свободу и независимость на родной земле?

Программа действий, заложенная в мудрые проповеди, для каждого из прихожан просматривалась ясно. Стоявшая рядом с амвоном девяностолетняя бабка Агрипина добавила:

— Будет бит супостат, батюшка. Никто Россию еще не ставил на колени. Страшный «пранцуз» приходил, побыл в Москве, да потом бежал не солоно хлебавши без оглядки, усеяв своими косточками наши дорожки.

Видно знала бабка от родителей, как гнали захватчиков- чужеземцев наши предки. Кто-то из толпы высказался еще прямее: «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет».

Дело принимало митинговый оборот. Величественный поп Рудаков и его помощник Слабухин знали, что в церкви, где собралось больше сотни людей, есть и осведомители и доносчики. Постарались повернуть службу в другое русло — на крещение детей. Но сказанная ими святая проповедь основывалась на заветах Христа и оседала в душах прихожан, утверждая в них простую истину, что человек всегда должен оставаться человеком. Этому учат главные заветы христианства:

Возлюби ближнего! Не убий!

Мария Давыдовская крестила моих детей, сама была крестной матерью, а крестного отца подобрала по пути. Им стал двадцатилетний парень из деревни Пахарь Петр Шашок. Объяснила ситуацию, тот понял. Не обошлось без заминки. Пятилетний Володя при взмахе кадилом вырвался из рук Петра и побежал к реке Птичь, добрался до осоки.


П. А. Шашок.


Поймали, принесли. Рудаков с улыбкой:

— Не ругайте, не бейте, он уже крещенный.

Все пожертвования и сборы с этой церкви шли партизанам. Народ помнит святые проповеди духовных наставников-патриотов.

Родина высоко оценила патриотическую деятельность отцов-священнослужителей Поречской церкви.

Они впоследствии были награждены орденами и медалями.

Что же касается судьбы иных участников процедуры крещения моих детей, то самая ужасная участь выпала на долю крестного отца П. А. Шашка. Спустя некоторое время он стал разведчиком-партизаном, но был схвачен и зверски убит фашистами.

МУЖ НЕ ПОГИБ

У каждого из нас помимо большой общей Родины есть своя маленькая. Это место, где человек родился и вырос. Маленькая родина всегда любима, всегда памятна и нужна. Забросит судьба на юг или на запад, казалось бы, райский уголок, но нет: снятся родные места, душа тоскует, сердце подсказывает и наконец, велит — там твое место, там более всего ты нужен. И чем труднее к ней вернуться, тем сильнее ее зов. А если ты обессилен, то взор твой направлен в ту сторону, к ней…


Рекомендуем почитать
Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.