Войной опалённая память - [23]

Удалось немного подъехать на повозке, везли сдавать оккупационным властям награбленное добро. Здесь было зерно, картофель, одежда, солонина.

Вызвало удивление, что везут клюкву и бруснику. Где это награбили?

Конвоировали обоз вооруженные полицаи. Многих я уже знала в лицо по засадам у моего дома, видела на собрании при роспуске колхоза и дележе народного имущества. Они охраняли порядок оккупационных властей.

Рядом шагали красноармейцы — приписники со связанным руками. Их вели на регистрацию в Гресскую комендатуру. Вернутся ли? Здесь были Быков, Лапак, Кравцов, Бордюк, Пятница, Продан, Хохлов и другие, которых я еще не знала.

Многие мне были известны, они были приписниками- примаками у наших женщин-вдов. Это для них пока являлось спасением. Мне тоже советовали выйти замуж за полицая Казика Дробыша, чтобы спасти семью. Этот доброжелательный совет давали сестры мужа, узнав о его гибели. Вон он — жених, сидит на повозке с винтовкой наперевес, с большими желтыми зубами, зорко смотрит, чтобы обреченные красноармейцы не разбежались. Такой вариант мне не подходил. Есть натуры, которые не способны подстраиваться и угодничать.

Вскоре достигли Горелого Моста. Здесь остановились для отдыха. У этого моста нашими красноармейцами в прошлом году был задержан и реквизирован обоз с продпоставками. Зарождалось партизанское движение, люди брались за оружие, запасались продуктами, уходили в лес, начинало работать антифашистское подполье.

Полицаи с опаской поглядывали на лес, а я ждала, что выйдет снова отряд красноармейцев, отобьют обоз, освободят приписников, выдадут извозчикам справку с печатью что «немецким свиньям продукты не допущены». Но все было спокойно. Рядом стояла разбитая пушка. Лежала груда снарядов. Здесь были бои.

— Снарядная взрывчатка могла бы пригодиться. Не мешало бы припрятать, — вполголоса сказала я, чтобы проверить дух наших бойцов.

— Тише, баба, ты видно, хочешь болтаться на этом суку. — И они указали на удобный и толстый сосновый сук, свисающий над дорогой. — Он может выдержать пятерых.

— Оружие нужно, оно уже есть, но нет сигнала и командира, — сказал один из приписников, посмотрев в сторону полицаев, которые в хвосте обоза откупоривали бутылку самогона и закусывали салом и колбасой из немецких поставок.

— Командовать может любая баба. Главное, чтобы она была храбрая и толковая. Василиса повела отряд на французов с серпами, косами да вилами, — вспомнила я пример из истории.

Окруженцы смотрели на меня широко раскрытыми глазами. Они уже не думали, что с ними бредовая баба. Укор и наставление уловили они в этих примерах. И если бы не путы на руках, они бы немедленно рванули в спасительный лес. Но я была уверена, что они последуют совету этой «сдуревшей» бабы.

Не знали мы тогда, что все эти «приписники» будут с оружием в руках на нашей партизанской базе, возле моего дома, в урочище «Поддера». Будет и надежный, стойкий командир, которого они пока что ищут. Смерть и жизнь ходят рядом. Жизнь побеждает чаще. Но о превратностях судьбы узнаем позже.

ОБМАН ВО БЛАГО

…Земли я все-таки добыла, хотя и пришлось обмануть оккупантов. Целых тринадцать соток озимой ржи мерили мне на бывшем колхозном поле. Это позволило нам немного продержаться.

В Гресске на маслозаводе работал по заданию свой человек Владимир Харитонович Тарасевич. Я зашла к нему за советом. Ответ его был однозначным, к Душевскому и Лидерману не ходить, так как семья в списках на уничтожение.

К тому же у кого-то из высоких начальников проходила свадьба — выдавал свою дочь, им было не до моих бед. Вскоре зашел в бухгалтерию высокий немец с бакенбардами, отдал какие-то распоряжения по поводу масла и сыра для свадьбы.

Я передала Тарасевичу сведения о его семье и родственниках, рассказала о казнях и репрессиях в Селецкой зоне. Он в свою очередь обрисовал обстановку в Гресске, численность карательного отряда, его вооружения и укрепленные точки. Дал характеристику оккупационному руководству, особенно подчеркнул зверства Шварцмана, Шараева и Купы.

— Тебе это надо, или кому-то другому? — спросил он и внимательно посмотрел на меня.

— Кому-то другому, — был ответ. Он уже знал, что мой муж погиб, но его дело могут продолжить жена и дети, другие соратники председателя сельсовета.

Условились, что связь будем поддерживать через Валю Витко, нашу селецкую учительницу, которую мы знали, как преданную патриотку. Договорились, что после моего возвращения в Селецк следует сказать старосте Писарику, что, мол, получила разрешение на землю, но писать бумагу начальникам было некогда из-за свадьбы.

Тарасевич положил мне в узелок немного масла и сыра. Выдал справку со штампом бухгалтерии на пронос этих продуктов. Справка мне помогла при разговоре с Писариком и Паречиным. В пути она не понадобилась.

Добиралась я назад с Гресска пешком, напрямик через лес, через Вороничские болота, по кладкам, проложенным через топи, еще во времена владения князя Радивила для охоты на глухарей.

В сумерках я добралась до деревни Сыроводное. Преодолела пешком 30 километров. Зашла к Барановским, рассказала все, передохнула и опять в путь. До дома оставалось только пять километров, но хозяева не пускали, говорили, чтобы переночевала, ведь ночь во дворе.