Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923 - [84]
Весьма похожим было и военное досье бывших «айзсаргов»: многие из них присоединились к различным местным «группам самообороны», которые совместно с нацистами или независимо от них участвовали в массовых убийствах, арестах и депортациях евреев в Риге, Лиепае, Даугавпилсе и многих других местах>{537}. В число жестоких коммандос Арайса, состоявших в основном из латышских добровольцев, входили многие бывшие члены «айзсаргов» и «Громового креста»[49]. В июне 1943 года, делая уступку латвийскому самоуправлению, нацисты одобрили воссоздание «айзсаргов». Между тем эстонцы сумели возродить свою военизированную организацию под ее старым названием Omakaitse («Ополчение») в первые дни июля 1941 года>{538}. И некоторые части Omakaitse также приняли участие в облавах на евреев и их убийствах. Замешанными в них якобы оказались от тысячи до 1200 из более чем 30 тысяч членов этой организации>{539}. В целом наследие прибалтийских военизированных движений, проявившееся во время Второй мировой войны, до сих пор остается в основном за рамками дискуссий и является одним из самых болезненных эпизодов в их истории.
В межвоенные годы патриотические деяния «шаулисов», «айзсаргов» и «Кайтселийта» быстро вошли в канон местной национальной мифологии наряду с героическими военными подвигами прибалтийских национальных армий. Наследие «освободительных войн» прославлялось и увековечивалось в многочисленных изданиях, официальных праздниках, учебниках истории, фольклоре, солдатских кладбищах, памятниках и государственных музеях. В наши дни в центре Каунаса — бывшей столицы межвоенной Литвы — существуют отдельные музеи истории литовской армии и «шаулисов». В Латвии символическими объектами национального значения остаются Братское кладбище и Монумент свободы, построенный в 1935 году и посвященный жертвам латвийской войны за независимость. «Кайтселийт» гордо вступил в новое тысячелетие в качестве патриотической гвардии, насчитывающей в своих рядах 15 тысяч мужчин, 4 тысячи женщин и 4600 детей>{540}. Возрождение и дальнейшее существование прибалтийских военизированных движений после 1989–1990 годов свидетельствуют о долгосрочном наследии этих движений в истории национального строительства в Литве, Латвии и Эстонии. Несмотря на то что их наследие времен нацистской оккупации остается спорным, они сохраняют привилегированное положение в коллективной памяти прибалтийских обществ.
Заключение
Анализируя возникновение ранних структур гражданского общества в межвоенных Прибалтийских государствах, Рейн Руутсоо предположил существование значительного сходства между эстонским, латвийским и литовским военизированными движениями. Он утверждает, что «без подобных “организационных ресурсов” прибалтийские нации едва ли сумели бы спонтанно подняться против захватчиков»>{541}. Являясь «связующими элементами», укреплявшими, по мнению Руутсоо, социальную ткань Прибалтийских государств, эти движения в то же время привели к созданию массовых военизированных организаций. Политическое и культурное влияние этих военизированных формирований на ситуацию в межвоенных Прибалтийских государствах до сих пор изучено слабо. Более того, их наследие времен Второй мировой войны остается, мягко говоря, противоречивым из-за их участия в Холокосте.
Все три балтийских военизированных движения были порождены идеологией национального милитаризма, возникшего в кипящем котле непрерывных войн. В Литву и Латвию война пришла в 1914–1915 годах, в Эстонию — в 1918 году. И она не закончилась в том же году, как на Западе, а продолжалась вплоть до начала 1920-х годов. Ключевая цель этой идеологии заключалась в превращении прибалтийского гражданского населения в потенциальных солдат-патриотов. Это предполагалось осуществить посредством тщательно организованных военных мобилизаций, пропагандистских кампаний и при помощи партизанских группировок, возникших во время «освободительных войн». Таким образом, слияние военизированных структур со спонтанными вооруженными движениями сопротивления являлось типичной, если не уникальной, чертой прибалтийских военизированных движений.
Несмотря на второстепенные различия, ранние этапы существования «шаулисов» и «айзсаргов» («Кайтселийт», по-видимому, был исключением) стали периодом напряженных отношений между нацией и государством, возникших в результате их неравномерного развития в послевоенные годы. Военизированные движения являлись и источником этого процесса, и реакцией на него. Государство могло делиться своей монополией на официальное насилие с военизированными структурами лишь до тех пор, пока его выживание требовало мобилизации всех экономических и людских ресурсов ради ведения войны. Однако возникновение массовых общественных движений, возглавлявшихся военизированными организациями, заявлявшими о своей преданности не государству, а нации или одному из ее вождей, порождало враждебность со стороны военного истеблишмента, требовавшего подчинения себе. К концу 1930-х годов литовское и латвийское движения в основном утратили свою независимость от государства.
